Фрагментарное копыто неподкованной собаки
Шрифт:
– Не беспокойся, Мари. Сейчас я убью этого негодяя.
– Я боюсь за тебя, - говорит Мари, и от этих простых слов у меня теплеет в груди. Только бы все обошлось. Только бы Мари осталась невредимой.
Наконец палач приносит шпагу. Я собираюсь было низом бросить ее, рукоятью вперед, в сторону Геца, но он изменяет условие:
– Отдай мне свою шпагу. А ту, что принес палач, оставь себе.
– Это - шпага моего отца!
– возмущаюсь я.
– Покойный был хорошим человеком. Вот пусть он тебе и поможет.
Потребовать, чтобы палач принес другую шпагу? Но как я потом
Странно, что меня волнуют такие пустяки.
Я низом бросаю свою шпагу Гецу.
И не только волнуют, но и заставляют делать глупости.
– А ты отдай кинжал палачу!
– требую я. По моему знаку палач, поймав брошенный Гецем кинжал, выходит.
– Кровать... Придвинь кровать плотнее к двери, - требует Гец.
– Для этого мне пришлось бы повернуться к тебе спиной. А поворачиваться спиной к евнуху, способному угрожать женщине кинжалом, - глупо.
– У меня не было другого выхода, - оправдывается Гец и, отпустив наконец Мари, сам сдвигает кровать.
К сожалению, убить его, набросившись в этот момент, я не могу: за нами со страхом и надеждой наблюдает Мари. Приходится .надеяться на то, что шпагой я владею все-таки лучше и что клинок выдержит те несколько ударов, которые мне понадобятся, чтобы избавиться от негодяя.
Первый выпад делаю я. Гец парирует удар неожиданно легко: ярость и ненависть удесятеряют его силы. К тому же ему нечего терять: Мари его не любит, и в любом случае утром Геца казнят. Увидеть накануне собственной смерти лицо мертвого врага - что может быть лучшим утешением? Поэтому очень скоро Гец начинает оттеснять меня в угол. Удары его сыплются один за другим, и почти каждый из них может быть смертельным. Однако дышит Гец тяжело. Если я продержусь еще хотя бы несколько минут, он выбьется из сил и даже лютая ненависть ему не поможет.
Но шпага ломается раньше, чем мне хотелось бы. Я зажат в угол, и следующий выпад Геца станет последним. Вот он меняет положение ног, наклоняет корпус...
Лишь отчаянный крик Мари спасает меня. На какое-то мгновение Гец задерживает удар, я успеваю уклониться, и его шпага, встретив стену, ломается.
Но я знаю, мне это уже не поможет. Гец так быстро хватает меня за горло и начинает душить, что я не успеваю позвать на помощь палача. И хотя я очень силен физически, слишком большая разница в весе и росте дает себя знать. В глазах у меня темнеет...
"Коробейники кукуют..."
Гец бьет головой мне в лицо. Летят какие-то черепки...
"...в деревянном падеже", - успеваю я произнести окончание спасительной фразы, и смертельная тьма медленно сменяется серым безмолвием.
Ну что же, путешествие получилось замечательным. Я был, конечно, негодяем, но и любовником тоже был, причем каким... И какие бешеные эмоции испытывал! Да, умели люди раньше жить. Не то что нынешнее племя, с раннего детства живущее не то в санатории, не то в доме для престарелых, Жаль лишь, что все так быстро кончилось. Впрочем, это закономерно: сильные чувства недолговечны. Либо испытывающий их человек погибает, либо остывает и начинает прозябать, как все, что в общем-то одно и то же.
Но все-таки я несколько поспешил. Финал спектакля остался недосмотренным. И получился он - совсем не таким, как рассчитывал Флориан. Похоже, Мари, не слишком-то озабоченная соблюдением законов дворянской чести, шарахнула Геца по голове глиняным горшком. И скорее всего Флориан спасся. Но кто же мог такое предположить? Нет, я все сделал правильно. Мне лучше не рисковать. Пусть агонию и смерть переживают те, кому выписан соответствующий рецепт. Я же буду наслаждаться жизнью, а не смертью, и не просто жизнью, а самыми замечательными ее проявлениями - любовью, смертельным риском, радостью победителя.
Но мне, кажется, пора отправляться дальше. Иначе придут злые дяди и скажут: "Все, хватит! Погулял - и будет! Пора и честь знать!"
"Фрагментарное копыто неподкованной собаки!"
Шпак сделал небольшую паузу, окинул взглядом сидящих в конференц-зале людей.
Да, некоторые из корреспондентов знают о проблеме не понаслышке. Тусклые взгляды, печать равнодушия на лицах, отсутствие интереса ко всему, что не касается их лично. И это журналисты! Многим из них остро необходимо лечение. Хотя бы в витаскопе; Ведь единственный и неповторимый витат-рон - удовольствие слишком дорогое. Дорогое даже для них, репортеров известных газет, журналов и телекомпаний.
– Именно этим я и руководствовался, - продолжил Шпак, - разрабатывая программы для витаскопа. Это - синтез двух наиболее значительных достижений науки двадцать первого века. Как известно, медицина научилась искусственно вводить человека в состояние летаргии, при котором он совершенно не стареет. Современная компьютерная технология позволяет погружать человека в виртуальную реальность, практически не отличимую от реальности обыкновенной.
Я же, разрабатывая витаскоп, впервые объединил эти два достижения. И теперь пациент, пожелавший на время выпасть из потока жизни, не просто не стареет, но еще и наслаждается тем, чего он напрочь лишен в своем санаторном существовании, - жизнью!
Как вы знаете, сегодняшняя пресс-конференция посвящена знаменательному событию: со дня на день в нашем витатроне будет полностью излечен от депрессии стотысячный пациент. Может быть, вы даже будете свидетелями выхода его из летаргии. Как только кто-нибудь начнет просыпаться - нам сразу же сообщат. А пока прошу задавать вопросы.
Первой руку подняла очень красивая женщина в строгом темно-зеленом костюме. Шпак сразу узнал ее: Линда Денни, ведущая теленовостей. Ей и предоставил ведущий право задать первый вопрос.
– Программа Си-эн-эн. Разве вы не знаете точное время выхода из летаргии стотысячного пациента?
– Нет. Сеансы бывают разной длительности, от нескольких часов до нескольких недель. Никто не знает, какому пациенту что выпадет.
– И вы даже приблизительно не представляете, кто окажется счастливчиком и получит право на бесплатный сеанс?
– Приблизительно представляем. Специально перед конференцией мы проанализировали текущий список пациентов и выяснили, что один из них спит точнее, грезит, - уже шестнадцать недель. Это - своеобразный рекорд. По-видимому, его пробуждение начнется с минуты на минуту.