Фрагменты жизни. Детство, предъюность
Шрифт:
Иван постарше - поопытнее в жизни, тщетность познания оценил сразу и устроился возчиком на хлебопекарню. Через какое-то время он сообразил: развозить хлеб голодным - несуразица и был уличен в присвоении целой буханки. Несовершеннолетнему - год тюрьмы.
Через год:
...Осенью 1943 года, я отправляюсь в армию. С
несколькими призывниками поздней ночью приезжаю в ночлежный дом перед Опарино. Темно: лампа не горела. Устраиваясь на полу для сна, слышу знакомый басовитый голос: " Иван?" Окликнул. Он в темноте пролез ко мне:
– Отсидел год, иду в Волмангу, - мы
В армию Ивана взяли сразу же после нашей встречи. Был ли он на фронте - не знаю. После демобилизации он жил в Вильнюсе, где служил в КГБ его старший брат Георгий. Работал на кирпичном заводе, получил жесточайший силикоз. Последний раз мы встретились у меня в Москве, когда он, по совету врачей, ехал избавляться от силикоза жарким климатом Узбекистана. Там он пробыл неделю и вернувшись домой, был избавлен от всего сущего.
Итак, мое образование, на этот раз, закончилось. Возвратившись в "Передовик", впрягся в сельхозработы. Кроме чувства потерпевшего фиаско, была и радость возвращения: прошла тоска по дому - это был первый, в мои пятнадцать лет, отрыв от семьи. Тогда не было и в мыслях, что всего через год, в 16-ть, покину семью и деревню навсегда.
Весной 1943 года, в феврале, взяли на всеобуч (Всеобщее военное обучение). 1926 года рождения в колхозе было 4 человека. Всеобуч проходил по так называемой 110-часовой программе. Брали на месяц; вместе с военным обучением пилили лес. Сборы проходили на Маромицком лесопункте, в 15 километрах от Опарино. Всего было 200 человек, сведенных в два отделения. Начальник учебного пункта - лейтенант из Военкомата; командиры отделений - комиссованные по ранению. Командиром моего отделения был Жилин Василий Павлович. Построил, и обходя строй, вывел меня: " Этот симпатичный парень будет моим помкомвзвода". Ростом, для своих лет, я был высоким, но по коммуникабельности не дотягивал до Опаринских или Красносельских ребят: наш медвежий угол не располагал к общительности. Вскоре произошла стычка с группой дерзких ребят из села Красное. Один из них взял мою чашку, и поев кашу, оставил её невымытой. Меня это возмутило и на секунду осмелев, надел чашку на его голову. Это был опасный вызов, и я тоскливо ожидал неминуемую расплату. Среди этой группы ребят был физически крепкий парень Миша Шубин. Он, видимо, не желая зреть унижения своего командира, не разрешил "фас".
...Еще эпизод. В казарме наигрывает гармошка.
Командир взвода идет, слышит музыку: вижу его
улыбку. Вдруг через какое-то время он, разъярён-
ный, врывается в казарму и делает мне жёсткий
выговор:
– Почему во взводе такая распущенность? Не можешь наладить дисциплину! Вот твой дядя Василий Титович держал подчиненных в руках!
Оказывается, ему пожаловался зав. клубом: гармонь ребята взяли без разрешения. А с дядей Василием он был на каких-то военных сборах или служил в армии вместе. Только у них были сборы взрослых мужчин, а мы 16-летние.
На этих сборах я стал комсомольцем:
...Под вечер построили человек 30, объявили:
– Идем в райком комсомола.
Прошагав 15 километров, в райцентр пришли часов в 12 ночи. За полчаса нам выписали и вручили комсомольские билеты и сразу же отправились обратно.
До этого со мной никто не говорил о комсомоле, как впрочем, и после. Вплоть до войны с Японией в Монголии, я не помню какого-либо участия в комсомольской жизни, хотя за это время, поработав в колхозе, успел послужить в трех учебных частях и повоевать с немцами.
Находясь на всеобуче, я пережил первое сильное потрясение в своей жизни.
...Получил письмо из дома, пишет тетя Тася:
"...сообщаем - твой отец Алексей, после ранения проходивший лечение в госпитале, ... числа умер".
У меня перехватило дыхание: я знал, что он в гос-
питале, но не мог предположить, что может уме-
реть. Читаю дальше: "...твоя бабушка Неонила
умерла...числа".
Но это уже перебор: из глаз полились слезы.
Я пошёл в штаб: дали увольнительную на 5 дней.
Дома было тихо и печально: бабушка, по-видимому, не пережила известие о гибели своего сына-первенца.
Вплыло из памяти.
...Я сижу на телеге рядом с отцом: мы едём по лесному туннелю опаринской грунтовки.
Конец августа первого года войны. Вечереет,
знобкий холодок. Прямо в створе просеки багровеет оранжевая лента заката - мы едем к ней. Я смотрю на нее, и в какой-то момент меня охватывает безотчетный страх: возникает явное ощущение связи зловещей ленты над лесом с полыхающей где-то за горизонтом кровавой войной.
Кругом было тихо: слышались поступь лошади и шипение колес по грязи. Причины для особого волнения не было: ни отец - по брони, ни я - по малолетству не являлись в то время военнообязанными. Но та заря знала наше недалекое будущее, как и то, что я сижу бок- о- бок с отцом в последний раз.
Мама тяжело переживала несчастье, но обстоятельства жизни не давали ей времени для скорби: трое малых детей (Алеше не было и года), колхозные лошади, домашний скот. Всё требовало непрерывной, изнуряющей работы.
После смерти отца, мама получила от начальника госпиталя довольно пространное письмо, написанное от руки, и безусловно им самим. Такое письмо, особенно поразительно в сравнении с беспардонным равнодушием нашего времени. Отец был рядовым, и одним из многих умирающих в госпитале. У начальника такого учреждения во время войны работы - выше головы. Но настоящий врач, чувствующий страдания больных, так же чувствовал боль невосполнимой утраты родных умерших пациентов, и в тех сложнейших условиях считал своим долгом поддержать их. Да, было время- были люди.
Возвращаемся на всеобуч.
110 часовая программа, вместе с заготовкой леса, пройдена. Нам объявили - "остаёмся пилить лес" - его очень много ещё на корню. В первую же ночь, после такого "подарка", несколько десятков человек утекло по домам. Мы с Мишей Ржаницыным подались во вторую. Ночь была морозной, дорога торной; перед уходом и в пути мы ничего не ели, в одной деревне немного посидели. 80 километров за сутки прошли
довольно легко. Побег с военных сборов в военное время! Но нашелся здравомыслящий и списал проступок на наше несовершеннолетие.