Фрагменты жизни. Детство, предъюность
Шрифт:
Школьные принадлежности были в величайшем дефиците; по итогам четверти, в виде премии, я получал пару тетрадей в 12 листов и столько же карандашей. Сейчас, когда я смотрю на изобилие разнообразнейших толстых - тонких книжечек прекрасной бумаги для школьной записи - с грустной нежностью вспоминаю тоненькое синенькое диво с изображением "Трех богатырей".
Из памяти начальной школы:
...Иногда учитель оставлял меня на уроке чтения за своим столом. В первое мое задание произошел смешной, но не для меня, казус. Смущённо сев на учительский стул, и заглянув в список учеников, я произнес "Манькова Зая". По классу пробежал
...В 3-м классе учитель- требовательный и по до-
мостроевски жёсткий человек ( говорили что он
сын попа). Воспитывал своих учеников особым
методом: оплошность ученика выставлял на показ не только своему классу, но и всей школе.
Помнится экзекуция, которую он устроил Мише Елькину. На большой перемене поставил в круг свой третий класс, в центре - Мишу и начал всячески его поносить, стыдить, произнося обидные слова. К зрелищу "аутодафе" присоединился и соседний класс. Миша, маленький, жалкий, опустив голову, плакал навзрыд.
Ребята испуганно молчали, и только садист являл победоносный вид.
...Мальчик Толя Котельников, видимо из разговоров взрослых узнал, что из мест высылки возвращаются "кулаки" и со злорадством заявил в кругу ребят, с тем, чтобы слышал и я: " Скоро начнется Куликовская битва", - то есть вернувшиеся расправятся с активистами, каковым был и мой отец.
По спине у меня пробежал нехороший холодок.
Скрябинских "кулаков" отпустили из мест выселения в 1938 или в 1939 году. В деревню вернулась пожилая чета - Петр Кельсеевич с женой.
Их дети и родственники остальные остались работать на Пермских предприятиях. Нынешние рассказы о "миллионных" политических репрессиях родились после распада СССР. Для счета к ним присоединили даже интернированных из прифронтовой полосы.
У отца с Петром были взаимно-вежливые отношения.
...Внушительную встряску моя детская психика получила совсем по другому поводу.
Учась во 2-м классе, я жил в общежитии. Как-то после уроков ребята имитировали бросок палки в окно. Мальчик брал палку, замахивался, опуская её за спиной, выбрасывал вперед пустую руку.
Посмотрев на эти потуги, мне пришла в голову мысль: модернизировать этот трюк-
( это было моё первое "изобретение"). Я взял палку и с силой бросил ее перед собой в пол. Она "удачно" ударилась торцом и спружинив, влетела в стекло -"дзинь". Ребята замерли, меня обдало жаром.
В мгновение я представил и гнев заведующего
школой - сурового усача Ивана Васильевича и
не по-детски трезво ощутил трудности родителей:
достать стекло- дефицит и вставить его, а деньги!
С раннего детства я был любознательным. Информации в деревне о жизни страны в то время почти не было: радио нет, газета - районная "Опаринская искра", центральные - выписывал, может только кто-то из учителей. Как же я утолял жажду любопытства?
...Слышу: один мальчик из 4-го класса произнесслово "метро". Я спрашиваю:
– Что это?
– Дашь хлеба - скажу. Отрезаю ему кусок.
– Метро,- это, когда поезда под землей ходят.
Информация краткая, но я доволен и этим. Тем
более, я уже знал, что поезд - машина, двигающаяся по рельсам.
Воочию поезд я увижу еще не скоро и совсем не предполагал, что накатаю на нем сотни тысяч километров.
Что еще запомнилось из времени начальной школы? Сломал ногу.
...Дело было на 8-е марта. Часть школьников ушла домой, другая - осталась в общежитии.
Выходной день, несколько ребят, разделившись на две группы, играли в войну. Утомились, кто-то предложил сделать перерыв. Я, вдруг ощутив себя стратегом, и крикнув: " В войне перерывов не бывает", обхватил "противника" за шею и стал заваливать его на себя; обхватившие сзади, меня согнули таким образом, что я оказался на спине с подогнутыми под себя ногами и "противником" на себе. Появилось неприятно-упругое напряжение в ногах, раздался щелчок и игла боли пронзила
левую ногу.
Битва моментально закончилась. Притихшие противники взвалили меня на санки и к бабушке, которая одиноко жила в избушке- баньке и правила вывихи. Она определила трещину голени и наложила лубок
Потом меня увезли домой. Ночь я провел без сна. Днём приехал фельдшер Степан Михайлович, ощупал опухшую ногу и изрек: "Перелом". Мама на это: "Егоровна сказала -"трещина". Степан Михайлович, с неудовольствием, что у него какая-то бабушка отняла первородство диагноза: "Трещина, трещина - п р о д о л ь н ы й пере-лом!" Ногу перебинтовали и уложили на мешочек с зерном. Не менее двух недель я пролежал, сколько-то ходил с костылем, еще с полгода хромал из-за растяжения связок. В дальнейшем нога никогда (тьфу, тьфу) не напоминала о необходимости перерыва и на взрослой войне.
После окончания начальной школы я должен был ехать учиться в неполную среднюю школу, находившуюся в 50-ти километрах от дома, в Крестах. Там же была, ближайшая к нам, больница и жил фотограф.
...Мы с мамой идём в больницу. Лето, тепло, я босой. Пройдя бывший свой хутор, на корчевке корчевке заходим на хутор к Ончуровым, где еще живут. Хозяйка посылает дочь Веру за клубникой; я впервые вижу такую крупную землянику.
На обратном пути из больницы зашли к фотографу.
Эстонец Лив нас запечатлел своим огромным
фотоаппаратом: мама стоит не привычно-напряженно и я - маленький, босой и несколько растерянный.
Поход в больницу, вероятно был связан с какой-то консультацией, которую не мог обеспечить наш Степан Михайлович.
...Как-то ранней весной я тяжело заболел. В дымке далекого детства возникает плохо освещенная изба, я - десятилетний, долгие недели лежу на лавке у щелявистой стены, в лихорадке. Лихорадка - означает не болезнь, а попытка этим словом определить сейчас тогдашнее моё состояние. В условиях, где фельдшер на два десятка деревушек в 5 - 10 дворов, разбросанных по серпантину двух речек на куске тайги в тысячу квадратных километров, никто не знал, кто чем болеет. Я часто впадал в беспамятность с галлюцинациями; очнувшись от боли, тупо смотрел в темный потолок, стонал, когда она накатывала снова, поуспокоившись - засыпал. Иногда передо мной вставало озабоченное лицо мамы. Хорошо помню: ощущая уход в небытие, то ли из- за страха, то ли из - за детского эгоизма, мне очень не хотелось уходить одному. Иногда видел жилистые руки бабушки, которая приходила из своей деревни, садилась возле и улещала: "Миша, поешь пряничка- то". Вот он наяву этот пряник - квадратик печенья, исколотый мелкими дырочками, который и сейчас бы съел с удовольствием, а в то время болезни, вместо желания поесть, глядя затуманенными глазами на желтый уголок около губ, во мне поднимался тошнотный позыв, заставлявший отклонить голову, отвернуться, но слабость не давала уйти от раздражителя. Горячка с видениями была может с неделю, другую, а потом уже с сознанием долго освобождался от слабости, вытянувшей жизненные соки.