Фрагменты жизни. Детство, предъюность
Шрифт:
У многих жителей водились пасеки в 2-6 ульев. У нашей семьи было четыре улья. Мед замещал сахар, покупка которого была недоступной для большинства колхозников.
Сладкого (углеводов) как и жиров катастрофически не хватало при
интенсивном физическом труде. До сих вспоминается, как мне в детстве попадались "случайные" сладости:
...Прошел слух, что на куриные яйца в магазине
дают карамель. Я взял десяток и получил
"морские камушки" - карамельки различных форм и цвета с цитрусовым запахом и ликером.
Блаженство, которое я испытал, посасывая и разгрызая целый кулек этого чуда, сидит во мне до
...В школе одновременно со мной учились два
двоюродных брата: Миша и Вася Киселёвы и их
сестра Лида.
У них в семье было 8 детей и государство, поддер-
живая такие семьи, выплачивало по 1000 рублей в год. Деньги в то время для деревни немалые, им завидовали: "им что, получают тысячи". Ну, а если поделить 1000 на 10 и 12 месяцев- не разжиреешь.
Однажды в школу пришёл их отец, дядя Ксено-
фонт, и видя, что его дети что-то хлебают из котел-
ка без хлеба, пошёл в магазин его купить. Хлеба
ему не дали, как не бюджетнику и он принес кило-
грамм сладких пряников. Килограмм черного хлеба стоил 1 рубль 5 копеек, но его продавали только тем, кто получал зарплату от государства: учителя, зав. почтой, лесничий, председатель сельсовета. Пряники стоили 6 рублей, и они продавались всем.
Итак, дядя Ксенофонт принес своим детям пряники и ушёл. Что он испытывал, видя своих детей голодными, нам в то время было не дано ни знать, ни понять. И вот ребята, обладающие хлебом, стали выменивать эти пряники. Я тоже приобрел пряник -длинный, толстый, сладкий - съел его с большим удовольствием.
...Но настоящий "пир сладости" я испытал при
следующих обстоятельствах.
Учась в 4-м классе, я жил на квартире у маминой двоюродной сестры Михайловны. Ее муж Елькин Иван Денисович был помощником лесничего. Сын Иван в то время учился в Архангельске, в лесотехническом техникуме. Дочь Люба, закончила 7-й класс, не работала- у неё была повреждена нога.
У них квартировала племянница Тая, продавец
магазина. Как-то Тая принесла несколько видов
конфет и карамели в обертках; видно она была
заворожена невиданным разнообразием, только
что поступившим в магазин. Люба и Тая сидели
за столом, я уже улегся спать; постель была не-
далеко от стола. Вдруг ко мне прилетела конфе-
та. Я ее начал развертывать, еще летят сразу две.
За столом засмеялись, и как бы соревнуясь, Люба и Тая начали бойко обстреливать меня шелестящими снарядиками.
Затянувшаяся ода углеводородам означает часто возникавшую тоску по любой еде - припозднившуюся жалобу на полуголодное детство. Питание колхозников было скудным: на трудодни приходилось мало продуктов. В основном это было зерно: рожь, понемногу: ячмень, овес, горох. Пшеница - редко: в наших природных условиях она была малоурожайной. Остальное: мясо, масло было слабозаметным, деньги -мизерные.
Здесь необходимо прояснить, что же такое "трудодень". Работа колхозника учитывалась в трудоднях. Существовали нормы, оценивавшие все работы временем, которое могло быть затрачено на их выполнение. Например, скосить траву с участка 30 соток
– один рабочий день - трудодень, вспахать 20 соток - трудодень и так всё многообразие работ. В оценке работ учитывались не только количественные, но и качественные особенности: косить траву лиственник -редкая и косская, или клевер- вязкий и тяжелый, пахать залежь (непаханную несколько лет землю), или супесчаник.
Производство продуктов в личном хозяйстве ограничивалось, чтобы люди не отвлекались от колхозного труда: ведь львиная доля продукции шла в город на жизнь рабочих, которые собственно и строили социализм.
Питание людей не отличалось разнообразием: черный хлеб, картошка, молоко- ограниченно, кое-какие овощи. Кто-то заготавливал лесные дары: грибы, ягоды. Бруснику "мочили": заливали водой и она сохранялась до сенокоса. Солили грузди, волнушки, трубчатые грибы сушили. Мясо появлялось поздней осенью, когда резали поросенка, иногда теленка или овцу. Если семья небольшая, то мясо растягивалось до весны, а 8-10 человек, на сколько же хватит поросенка?
Если с питанием как-то еще обходились, то с одеждой-обувью было совсем некуда. До колхозов сами сеяли лен в необходимом количестве, и как не трудоемок был процесс изготовления одежды, но, являясь необходимостью, культивировался в большинстве семей. Сейчас же от колхоза и льна получали недостаточно, да и времени, прясть-ткать не было. И если раньше почти в каждой крестьянской избе круглый год стоял ткацкий станок, то сейчас если и стоял кое-где, то стучал с большими перебоями.
Можно ли было купить одежду и обувь? Денег колхозник имел мало, но даже имея деньги, одежду или ткань купить было негде. Правда были бесчеловечно - унизительные исключения: раз или два в год привозили ткань из хлопка - ситец и тогда, собравшиеся со всей округи люди, долгими часами дежурили в очереди и получали по 3 метра ткани.
Одеты колхозники были бедно. Даже сельская интеллигенция - учителя, находясь на госжаловании, не имела возможности прилично одеться. В 1939 году к нам в школу приехал физик Сергей Александрович М., только что закончивший пединститут. Скорее всего, у него не было родителей или они были колхозниками, так как одет он был более чем скромно. Обладал единственным пиджаком полувоенного покроя и обувью, вроде футбольных бутс. Всё это изначально имело неважнецкий вид, но и спустя два года он был вынужден носить этот же гардероб, приобретший новые латки. Ребята сами, ходившие в чем попало, не прощали бедности учителю и пренебрежительно, из-за пиджака, похожего на френч, прозвали наставника "бекешей". Другие учителя - девушки: у них были какие-то возможности поддерживать свой гардероб. На деревенском фоне- выглядели прилично одетыми. Высокий, сутулый, в очках, в "бекеше" и залатанных кедах, даже при отсутствии интеллигентных кавалеров, Сергей М. не составлял интереса для своих коллег. Одному богу известно, как его достаточно высокий интеллект мирился с нелепыми внешними обстоятельствами.
...После 1-го класса школы я летом работал в колхозе: полол, боронил, грёб сено. Однажды я, в длинной холщевой рубахе свекольного цвета, в заплатанных штанах и босой, шёл, с запряженной в борону лошадью, в поле. Подходя к выездным воротам из деревни, увидел спускающуюся с горки подводу. Задержал ворота, чтобы пропустить её.
Поднял глаза и обомлел. Увиденное, сопоставил
со своим одеянием, и сознание неисправимости
случившегося горячей волной охватило меня: подъезжала телега, груженная мешками с зерном. Рядом с ней вышагивал фельдшер Степан Михайлович Шубин. На мешках же сидела чистенькая девочка в розовом платьице, в аккуратных ботиночках, с бантиком на голове. Это была дочка интеллигента-фельдшера Вера, с которой я только что учился в 1-м классе. По-видимому, и она была смущена затрапезным видом лучшего ученика класса. Я не смотрел на неё, она не проронила ни звука.