«Фрам» в Полярном море (с иллюстрациями)
Шрифт:
Тем временем жизнь на борту шла своим обычным чередом. С окончанием полярной ночи начались всякого рода работы, и вообще дела по сравнению с зимой прибавилось. Я уже упоминал о неудачных попытках достать дно лотом. Не рассчитывая встретить здесь такую глубину, мы не захватили приспособлений для измерения больших глубин. Пришлось сделать лучшее из того, что мы могли при таких обстоятельствах: пожертвовали одним из стальных тросов «Фрама», чтобы смастерить лот-линь.
На льду нетрудно было подыскать место для устройства «канатной фабрики», хотя нельзя сказать, чтобы температура от –30° до –40° была очень подходящей для работы с такими деликатными вещами, как стальная проволока; все же работа шла довольно гладко. Трос был расщеплен
206
Представления о глубинах Северного Ледовитого океана существенно пересмотрены в результате работ советских высокоширотных воздушных экспедиций и дрейфующих научных станций. В настоящее время установлено, что центральная часть Северного Ледовитого океана распадается на несколько глубоководных впадин. Наиболее обширной и глубокой (здесь в 1939 г. отмечена глубина 5220 метров) является впадина, прилегающая к баренцевоморско-карскому материковому склону и порогу Нансена (между Шпицбергеном и Гренландией). Над этой впадиной и проходил дрейф «Фрама». В направлении от Новосибирских островов через район полюса к Гренландии и Земле Элсмира простирается мощный подводный хребет Ломоносова, поднимающийся на 2,5–3 километра над ложем океана.
До сих пор все и всегда исходили из предположения, что Полярный бассейн мелководен и изобилует неизвестными островами и землями. Я, составляя план экспедиции, тоже принимал существование мелкого моря, хотя и полагал, что Полярный бассейн пересекается глубоким каналом, который, быть может, составляет продолжение больших глубин в северной части Атлантического океана.
Исходя из предположения о мелководности Полярного бассейна, многие думали, что пространство вокруг полюса было некогда покрыто обширным полярным материком, от которого теперь остались на поверхности океана лишь острова. Этот полярный материк считали колыбелью многих растительных и животных форм, нашедших оттуда путь в наши широты.
И вот оказалось, что все эти догадки построены на довольно шатком основании. Большая глубина указывает на то, что здесь ни в коем случае не могло быть материка в один из последних геологических периодов6; эти глубины столь же древни, как и глубины Атлантического океана, продолжение которого они, по всей вероятности, составляют.
Второй работой, которой я придавал большое значение, были измерения температуры воды на различных глубинах, от поверхности до самого дна. Эти измерения производились так часто, как позволяло время. Они тоже дали, как я уже говорил, поразительные результаты, обнаружив под холодным поверхностным слоем присутствие сравнительно мощного слоя более теплой воды. От поверхности и до глубины 220 метров температура держится ниже нуля, причем ниже всего она на глубине от 40 до 80 метров. Начиная с 220 и до 800 метров температура выше нуля, причем самая теплая вода оказывается на глубине около 400 метров. На глубине свыше 800 метров температура снова ниже нуля и равномерно падает до глубины 2900 метров, после чего до самого дна температура вновь медленно повышается.
Такие повышения и понижения температуры были найдены почти во всех сериях температурных измерений, колебания за различные месяцы были столь ничтожны, что редко превышали несколько сотых градуса. В отдельных случаях температура теплых слоев воды поднималась даже выше, чем здесь указано. Так, 17 октября на глубине 300 метров она равнялась +0,85°, на глубине 350 метров +0,76°, на глубине 400 метров +0,78° и на глубине 500 метров +0,62°, после чего она равномерно понижалась
Мы не ожидали в этих пустынных краях встретить многочисленных представителей пернатых. Каково же было наше изумление, когда 13 мая нас навестила чайка! С этого дня мы постоянно видели вблизи судна разных птиц, в конце концов эти визиты стали почти ежедневными и настолько обычными, что мы перестали обращать внимание на этих гостей.
Птицы эти были по большей части следующие: белая чайка (Larus eburneus), моевка (Rissa tridactyla), глупыш (Procellaria fflacialis); иногда попадались также и другие виды: чайка-бургомистр (Larus glaucus), серебристая чайка (Larus argentatus) или чистик (Una grylle); раз или два видели мы также поморника (вероятно, Lestris parasitica), a 21 июля нас навестила пуночка (Plectrophenax nivalis?).
3 августа произошло весьма замечательное событие: нам нанесла визит арктическая розовая чайка (Rhodostethia rosea). Об этом в дневнике моем записано: «Сегодня наконец исполнилось мое давнее желание – в один день я убил трех чаек Росса [207] . Этих таинственных обитателей неведомого Севера видели до сих пор только случайно; никто не знает, откуда они появляются и куда улетают; они безраздельно принадлежат тому миру, куда стремится наша фантазия. С тех пор как я попал на Север, моей заветной мечтой стало увидеть розовую чайку.
207
Розовую чайку часто называют чайкой Росса, по имени открывшего ее адмирала Росса. Другим названием – «розовая» – она обязана своему красноватому оперению.
Я постоянно искал их, когда обшаривал взглядом из обсервационной бочки пустынную ледяную равнину, И вот они появились, когда я меньше всего их ждал. Я вышел немного пройтись около корабля; когда я присел на торос и рассеянно смотрел на север, вдруг мне бросилась в глаза парящая над большой ледяной грядой подальше к северо-западу какая-то птица. Сначала я принял ее за моевку, но вскоре заметил, что она своими резкими движениями, длинными острыми крыльями и остроконечным хвостом скорее напоминает поморника. Когда я достал ружье, их было уже две. Они несколько раз облетели вокруг корабля.
На более близком расстоянии я различил, что для поморников они слишком нежно окрашены. Птицы безбоязненно продолжали летать поблизости судна. Я пошел за ними по льду. Вскоре мне удалось подстрелить одну. Я был удивлен донельзя, когда, подняв ее, увидел, что это маленькая птичка, величиной с бекаса; даже крапчатой спинкой она напоминала бекаса. Затем я убил вторую, а попозже в тот же день появилась еще третья, которую я тоже застрелил. Эта, когда я ее поднял, была еще жива и на моих глазах выпустила из клюва двух маленьких рачков, выловленных ею, вероятно, из полыньи.
Все три были молодые птицы, приблизительно 32 сантиметров длины, с серебристой спинкой, усеянной черными крапинками; грудка и брюшко были белые, с едва заметным красно-оранжевым отливом; вокруг шеи шло темное кольцо с серебристыми крапинками. С возрастом крапинки на оперении исчезают, спинка у них делается сизой, кольцо на шее чернеет, а грудка приобретает нежную розовую окраску. Несколько дней спустя мы застрелили еще нескольких розовых чаек, так что всего у нас их оказалось восемь экземпляров.
С течением времени меня все больше занимал возникший еще зимой план исследования неизвестного моря за пределами пути, по которому дрейфовал «Фрам». Я с опасением следил за собаками, боясь, как бы с ними чего-нибудь не случилось; на них ведь возлагались все мои надежды. Правда, несколько собак были загрызены на смерть другими, две растерзаны медведями, но у нас все же оставалось еще двадцать шесть собак, да кроме того, взамен погибших появились щенки, из которых восемь получили право на жизнь.