Француженки не терпят конкурентов

Флоранд Лора

Ее лицо густо покраснело. Она сжала зубы. Избежать объяснения невозможно.

– Ну, потому что… она съела всего лишь ягодку, одну-единственную малинку… а потом со всех ног понеслась… ты знаешь ту немецкую овчарку, что бродит по набережным? Это овчарка Жерара.

Он издал полузадушенный звук. Она обдала его пылающим взглядом.

– Та… э-э… тот необузданный кобель немецкой овчарки? – Он откровенно лыбился, хотя его голос дрожал от попыток сохранить невозмутимую интонацию.

Ее лицо приобрело вызывающее выражение.

Внезапно безудержный смех согнул его пополам.

– Извини,

не смог удержаться, – выдавил он между взрывами хохота. – Я просто… да, теперь понимаю… о, должно быть, это могло довести тебя до безумного подозрения, – произнес он с нескрываемым наслаждением, следя за ее лицом.

Глаза ее сверкали огнем возмущения, она вдруг представила, как он воспламеняется от одного ее взгляда. Ах, если бы такое было возможно!

– И во всем виновата одна-единственная малинка с пирожного?! С моего пирожного?… – ликующе простонал он.

Настроение Магали резко изменилось, кулаки ее напряженно сжались. Исцарапанные пальцы пытались предупредить ее, что им будет больно, если она ударит Его Высочество в челюсть, тем не менее ей стоило большого труда сдержаться.

– Так ты полагаешь, что я – сучка в период течки?

Смех его резко оборвался, и он потрясенно взглянул на нее.

– Bon Dieu [104] , Магали, конечно, нет.

Его потрясение выглядело совершенно искренним, и ярость в ней начала ослабевать.

104

Боже мой, о господи, тысяча чертей (фр.).

Губы Филиппа дрожали. Смех прорывался через них, подобно пару из-под крышки кастрюли. И внезапно крышку сорвало, он вновь разразился хохотом.

– Пардон, пардон, – покаянно простонал он, – я просто… воочию представил себе ту картину… что могла привести тебя в дикую ярость.

Ну, это уж слишком… Неужели его приводит в восторг мысль, что он возбудил в ней такую злость?

Она вытащила следующий предмет из пакета и со стуком бросила его на стол.

Смех Филиппа угас, точно она выключила горелку.

Возле открытой коробки теперь лежал зиповский пакетик с шоколадными медальонами. Именно столько, сколько могло ей понадобиться для приготовления пары чашек горячего шоколада. В том же пакетике лежали специи: палочка корицы, мускатный орех и стручок ванили. Она вытащила стеклянную бутылку молока и со стуком поставила ее на стол.

Стена молчания между ними крепла и крепла – до тех пор, пока они начали слышать лишь радостный смех проходивших под окнами парочек.

– Trиs bien [105] , – нарушил молчание Лионне. – Глоток за кусок. Действуй, Магали. Делай все, что тебе будет угодно!

105

Превосходно (фр.).

Глава 25

Пока она наливала в ковшик молоко и сливки,

Филипп достал маленький контейнер с малиной из холодильника, позволив Магали увидеть его почти не обремененные запасами недра, если не считать фруктов и йогурта. Он откусил половинку одной ягоды, и у Магали сразу потекли слюнки при мысли о сладкой свежести, разлившейся по его языку. Удовлетворенный вкусом, он выбрал самую крупную и яркую малинину из плоской корзинки и положил ее точно в центр миндального пирожного. Он не задумался ни на секунду, действуя со снайперской точностью, словно сфокусированный лазерный луч, и результат… вновь получился ошеломляющий.

Она с трудом оторвала взгляд. Ей отчаянно захотелось немедленно попробовать это пирожное прямо из его рук.

Бросив в сливочно-молочную жидкость палочку корицы и стручок ванили и добавив туда порошок быстро потертого на терке мускатного ореха, Магали включила плиту, а Филипп, упершись ладонью в столешницу, занял наблюдательную позицию буквально в шаге от нее. Склонив голову набок, он прижался виском к дверце шкафа и следил за ее действиями странными сонными и одновременно крайне сосредоточенными глазами.

– Мне кажется, что я впервые сейчас познал суть эротики.

Она вспыхнула и неловко схватилась за ложку. А он просто следил за ней затуманенными, располагающими к лени глазами, хотя в глубине их таилась кипучая живость.

– Или мне помогли ее познать, – уточнил он.

Она хотела сказать, что некоторые принимают желаемое за действительное, но, встретившись с ним взглядом, поняла, что он вовсе не воспринимает возможное развитие этого вечера как нечто само собой разумеющееся. Все в нем – каждая мышца, каждый нерв, каждая клеточка ума и безотчетная интуиция – сконцентрировалось на стремлении добиться желанной цели.

– Нечто подобное могло бы произойти, если бы, привязав свои руки шелковыми галстуками к кровати, я позволил бы тебе меня разглядывать, – прошептал он.

Огонь возбуждения вспыхнул в ней, наполнив ее груди таким безумным желанием, что в поисках выхода оно устремилось вниз, пронзив все ее тело пламенной стрелой.

– Преимущество, однако, в том, что мои руки пока свободны. – Его тихий мягкий голос, словно пуховка, ласкал ее тело.

Она попыталась сосредоточить все внимание на палочке корицы, беспомощно плавающей в молочном озерце, которое она доводила до кипения.

Теплый коричный дух поднялся к ее лицу.

Филипп встал за ее спиной, переместившись с той же непринужденной уверенностью, с какой она обычно помешивала шоколадный напиток в ковшике. Ладонь одной его руки покоилась на столе, ограничивая Магали с одной стороны, а другой рукой он уперся в холодную половину варочной панели. Фактически он совсем не касался ее, но стоял так близко, в такой точно выбранной позиции, что при малейшем движении она сама могла коснуться его.

Исходящее от него возбуждение, с легкостью преодолевая минимальную воздушную прослойку, пронизывало все ее тело, невольно заставляя Магали подрагивать. Такая дрожь обычно пробирает тело в теплом доме после возвращения с мороза. И от этой дрожи ее кардиган соприкоснулся с его футболкой.