Француженки не терпят конкурентов
Шрифт:
Но для этого у нее не было никаких физических возможностей. Она чувствовала, как он наслаждается, прижимаясь к ней восставшей плотью. Однако он продолжал спокойно по-своему исследовать ее. Без всякой спешки. Этот захватчик не способен поддаться порыву.
– Я же не одно из твоих требующих треклятого терпения пирожных, – простонала она.
Он рассмеялся.
Этот смех дико рассердил ее. Ей захотелось возненавидеть его. Захотелось, чтобы ее тело, взбунтовавшись, отключилось и ни на что не реагировало. Но, увы, оно явно все больше воспламенялось, мышцы ее половых губ дрожали
Дразнящие пальцы продолжали исследовательские игры, кружа и слегка раздвигая подступы к ее проходу, точно он все еще проверял плотность женского материла. Она застонала.
Его большой палец переместился к ее анальной щели.
Она опять попыталась перевернуться, и опять он с легкостью пресек ее попытку.
Страсть, бушевавшая в ней, стала невыносимой.
– Филипп…
Большой палец тут же вознаградил ее, с силой прижавшись на мгновение к клитору, и она невольно в отчаянии сжала проникшие в нее пальцы, пытаясь также бедрами удержать его руку.
– Ты знаешь, что впервые произнесла мое имя? И мне понравилось.
– Пожалуйста, – прошептала она.
Она чувствовала его отвердевшую плоть, его возбуждение. Как он мог так долго дразнить ее? Разве он не хотел ее так же страстно? И она могла удовлетворить его. Могла довести его до оргазма. Но пребывала в полном бессилии, пока он удерживал ее.
Не вынимая пальцев, он слегка развел их в стороны. Его внутреннее урчание или хриплое мычание отдалось в ней тихой дрожью.
– Да, умоляй меня, – прошептал он, пощекотав дыханием ее затылок. – Мне это нравится. Ну, попроси меня еще разок. Назови мое имя.
– Ты, мерзавец.
Он мгновенно вытащил свои пальцы.
– Нет, это я уже слышал.
Ее брошенное лоно сжалось от пустоты, и она попыталась приподняться, чтобы вновь прижаться к его ладони. Он отдернул руку.
– Я люблю тебя, Магали. Разве недавно я не признался тебе в этом? И мне хочется услышать, как ты умоляешь меня.
Слова «Je t’aime» оживляющей волной прокатились по всему ее естеству, очевидно, высвобождая какие-то затаенные чувства и одновременно усиливая безотчетный страх.
Все ее тело откровенно признавалось ему в любви, обуреваемое безумным жаром страсти, так зачем же ей еще о чем-то просить его.
– Зачем? – возмущенно вскрикнула она.
– Я только прошу, Магали… и давно, – загадочно произнес он, то ли желая подчеркнуть, что любит ее, то ли желая дождаться ее просьбы. – С тех самых пор, честно говоря, как впервые увидел тебя.
– Я поняла, что в ту первую встречу ты ждал моей просьбы.
– И это правда, – согласился он, и все ее тело оживилось от этого двойного признания. – Твое тело, Магали, уже само умоляет меня. – Его ладонь медленно скользнула и намеренно лишь на мгновение прижалась к ее клитору. – Ты уже сгораешь от страсти, истекая соком… ты вся открылась. – Его пальцы едва коснулись увлажнившегося и открывшегося женского естества.
Тело Магали беспомощно дернулось под его властной рукой.
– Так неужели ты не можешь открыться мне в ином смысле?
Она уже открылась. Ведь он же уже с ней
– Если ты хорошенько попросишь меня, – жарко прошептал он, дыша ей в затылок, – то я обещаю доставить тебе наслаждение.
– Филипп. – Она попыталась изогнуться, не смогла и тихо застонала, выругавшись себе под нос.
– Хорошее начало.
Его пальцы вознаградили ее, скользнув глубже во влажные глубины. Но он не коснулся того чувствительного бугорка. Он лишь обвел эту эротическую зону дразнящим пальцем и продолжил свои терзающие исследования.
Почему она так упряма, скрытна и горда? Приподняв голову, она прижалась к его плечу.
– Ты же тоже можешь получить желанное вознаграждение, если перестанешь играть во властные игры.
– Ты имеешь в виду, если я сдамся и полностью предоставлю себя в твою власть.
Учитывая, какой бессильной она себя ощущала, это была высшая степень иронии.
– Кроме того, вспомни, ты всегда жаловалась, что я вторгаюсь туда, где меня не желают видеть, – провокационно пробормотал он, поигрывая кончиками пальцев в ее промежности, но не проникая в глубину. – Вот я и стараюсь уважительно относиться к твоим владениям.
– Филипп… – Она вложила в это слово всю степень угрозы, на которую только могла быть способна обнаженная, невольно захваченная и извивающаяся женщина.
– Allez, Магали. – Его подбородок с силой прижался к ее шее. – Скажи это, – выдохнул он. – Я умоляю, скажи. Меня чертовски возбудят твои слова.
Он умолял ее умолять его. И подобно его признанию «Je t’aime» – эта мольба достигла глубин ее души. Она почувствовала себя почти в безопасности, прижатая к нему так крепко и так беззащитно. Словно крепость его объятия являлась обещанием: «Смелей. Я поддержу тебя».
«И я так же уязвим, как ты».
Что казалось почти невозможным, но…
– S’il te plaоt… [128]
Прежде она никогда и никого во Франции не просила о том, в чем сама отчаянно нуждалась. И, как ни странно, в ней вдруг вспыхнула искра надежды. Надежды на новую жизнь.
– …Филипп
По-кошачьи прикусив сзади ее шею, он начал усиленно массировать ладонью ее лобок. Магали резко прогнулась, задрожав под его ласками и невольно подчиняясь ему, все в ней вспыхнуло и затрепетало, хотя он продолжал так властно сдерживать ее, что в итоге она вновь бессильно поникла, а из глаз ее полились слезы.
128
Прошу тебя… (фр.)
Искусная рука продолжала мягко соблазнять ее, ласково успокаивая последствия взрыва чувственного наслаждения, не уничтожая его резко, но помогая ему постепенно, медленно сойти на нет, и вскоре ее охватило такое изнеможение, что она стала засыпать.
Тогда он перевернул ее на спину и слизнул слезы, смочившие ее виски, подобно животному, жаждавшему соли. Он откинул с мокрого лица ее волосы, прижал их к кровати и, продолжая удерживать голову, покрыл поцелуями все ее лицо, не обходя вниманием и припухшие губы.