Француженки не терпят конкурентов
Шрифт:
Она погладила его живот. Он подтянулся под ее ласками.
– Я не говорю, что люблю тебя, не по какой-то глупой прихоти. Слишком часто мне приходилось говорить об этом в детстве, просто чтобы порадовать моих родителей. Но к концу школы моя показная любовь онемела.
Его пальцы напряженно сжали ее ягодицы, болезненно напомнив их мышцам о вчерашней беготне.
– Это предостережение?
– В каком-то смысле. – Она отстранилась от него так, чтобы четко видеть его лицо. – Да, я люблю тебя. Мне трудно говорить это. Я еще пытаюсь уяснить к тому же, как
Как же это трудно. Но казалось, душа ее выбралась из старого, пришедшего в негодность сундука, который стал ей мучительно мал. Она ощутила собственное могущество. Ей вдруг стало понятно, как ему удавалось повсюду доминировать. Он ничего не таил в себе, не сдерживался. Да, он держал себя в руках, но совершенно откровенно выражал свои чувства.
Как же это трудно. Но… ей понравилось. Словно она расправила плечи и наполнилась всеобъемлющей силой. И в конце концов, это гораздо приятнее отчаянных попыток дотянуться до него. Из них не могло получиться ничего хорошего. Но она явно ощутила, что обрела какие-то новые жизнеутверждающие силы. Он сам как-то говорил ей: «Разделяющую нас пропасть можно перепрыгнуть, только десятикратно увеличив свои достоинства».
Да, очень трудно. Но выражение его лица и его любящие объятия окупали любые трудности.
Глава 36
В коробке лежало пять шарфиков – она вновь пересчитала их, вспыхивая от смущения при этом мысленном подсчете. Все верно. Пять. И все это время она думала, что эти шарфики дарились в награду за его оргазмы.
– Неужели у него нет никаких других идей для подарков? – сокрушенно вздохнула тетушка Женевьева. – Может быть, ты кажешься ему простуженной или какой-то мерзлячкой?
Тетушка Эша тактично погладила по руке Женевьеву, пытаясь усмирить ее интерес.
– По-моему, этот презент ей следовало открыть в уединении.
Отлично. Теперь тетушки вообразили, что всего в нескольких этажах над их квартирой ее привязывают обнаженной за все четыре конечности. И сама она вдруг представила себя связанной и распятой на простынях… о нет, ради всего святого! Магали быстро упрятала шарфы в коробку и, поспешно выскочив во двор, поднялась в свою башню.
– Ты извращенец! Перестань присылать мне шарфы! – В тот же день напала она на Филиппа, заглянувшего к ней на голубую кухню.
Он с мечтательным выражением лица покрутил в пальцах горячую чашку, поднес ее ко рту и, пригубив ароматный густой шоколад, прикрыл глаза веками, всем своим обликом олицетворяя блаженство.
– А что ты хочешь, чтобы я прислал тебе вместо них? Колечко?
Она почувствовала себя потрясенной. А по его губам блуждала усмешка коварного соблазнителя, в глазах поблескивали смешинки, но в их глубине таилась напряженная сосредоточенность. Он не стал развивать подарочную тему. Терпеливо ожидая, как она ответит на заданный им вопрос.
Магали опустила глаза, машинально потерла основание
Тот повел бровью, но продолжал молчать. Ожидание стало более напряженным, казалось, все его существо исполнилось огромной сдерживаемой силы, которая заполнила вдруг ставшую тесной даже для них двоих кухню.
Она смущенно откашлялась. Сейчас ей полагалось бы сказать что-нибудь благоразумное. Но она лишь опять взглянула на свой пустой безымянный палец.
Филипп заулыбался. Смешинки в его глазах сменило сияющее искристое счастье. Все его мужские силы напряглись до предела. Один вздох – и они могли взорваться и вырваться на свободу.
Желая пока удержать его от этого взрыва, Магали пристально смотрела на него, раздумывая, не пора ли ей броситься в его объятия.
А почему бы и нет? Разве она не обнаружила, что, дав ему полную свободу, она сразу почувствовала себя гораздо увереннее?
И всего-то надо сделать пару шагов!
– Прекрасная идея, – прошептала она, прижимаясь к его груди. – Сегодня ты поистине гениален. Чем ты занимался? От тебя пахнет экзотическим лаймом.
Чашка шоколада со стуком опустилась на стол. Филипп заключил Магали в объятия.
– Я никогда не уеду из Парижа, – вдруг предупредил он ее. – Только попав на этот остров, я окончательно влюбился в свой город! Наша семья на редкость счастливая! Но мы все, похоже, обречены вечно поддерживать до противности правильные взаимоотношения… Представь себе, всего раз за всю свою жизнь в детстве я оттаскал сестрицу за волосы! И то потому, что она нахально стащила кусок трехслойного торта, который я приготовил отцу к дню рождения. В отместку я выкрал у нее Барби, когда мы играли в ковбоев и индейцев, и привязал куклу над муравейником, но кто бы мог подумать, что моя дорогая сестра до сих пор будет вспоминать мне об этой мести!
Откинув голову назад, Магали поцеловала его, почувствовав, как он вздрогнул, откликаясь на ее ласку. Что с ней произошло? Почему она позволила ему так далеко зайти? В полнейшем смятении она еще раз поцеловала его. Как чувствительна, оказывается, его душа…
Он зарылся пальцами в ее волосы.
– Каждый день я смогу наслаждаться маленькой чашечкой шоколада. Или ты могла бы заходить ко мне, – вкрадчиво продолжал он, – могла бы устроиться где-нибудь в моей кухне… А я бы угощал тебя разными вкусностями, пока работаю.
Ее гибкие сильные пальцы резко пробежались по его груди. Какая замечательная перспектива!
– И мы могли бы… в общем, не знаю, смогу ли я когда-нибудь позволить себе купить достойную семьи квартиру на острове Сен-Луи… однако подумай, не стало ли тебе здесь тесновато. Может быть, для тебя уже открылся весь город. Весь Париж.
Хм-м. Она задумалась. Она по-настоящему искренне привязалась к своей квартирке под самой крышей, вид из окна на остров и его окрестности стал уже для нее таким привычным! Хотя квартал Марэ ей тоже полюбился. Но… Она робко медлила, опять цепляясь за боязнь перемен.