Французская новелла XX века. 1900–1939
Шрифт:
Писатель выходил из зоны мертвых вод декаданса (повесть «Ночная Маргарита», 1924; роман «Набережная туманов», 1927), сострадая жертвам социального зла, развенчивая тех, для кого война — всего лишь опасное приключение (детективный роман «Лагерь Домино», 1937). В патриотической «Хронике конца одного мира» (1940) Пьер Мак Орлан сформулировал идею «социального романтизма», оказавшую воздействие на творчество Лану, Шаброля, Кла-веля. Все шире открывая окно в реальность («Предрассветный дневник», 1955), он обретал подлинную веру в грядущее (эссе «Колокол Сорбонны», 1959) и в мужество людей доброй воли («Воспоминания в песнях», 1965).
Умудренный опытом истории XX века, Мак Орлан незадолго до смерти сказал: «…Россия — страна, с которой мы можем отлично ладить. Француз и русский —
Pierre Mac Orlan: «Les pattes en l'air» («Лапки кверху»), 1911; «Les contes de la pipe en terre» («Рассказы глиняной трубки»), 1914; «Les bourreurs de crane» («Мастера морочить голову»), 1917; «Malice» («Коварство»), 1923.
«Превратность судьбы» («L'aventure») и «Сад в Шпейере» («Le jar din de Spire») входят в сборник «Коварство».
Сад в Шпейере
Тень от собора падала на самую большую лужайку Домкирххофа, цветники которого тянутся вдоль мутного ручейка вплоть до самого Рейна, вольно раскинувшегося между пологими берегами.
В конце жаркого дня, под высокими, затейливо подстриженными липами молодые девушки в голубых, розовых, белых платьях и в туфельках с бантами являли взору умиротворяющую прелесть своих мещанских добродетелей. В этот час они казались не менее красивыми и воздушными, чем легкие стрекозы. Сидя в холодке, отцы и матери подтверждали своим присутствием, что ни один необузданный фавн не подстерегает под густыми деревьями их дочерей. Парк простодушно предоставлял гуляющим свои уютные уголки, не таившие никаких неожиданностей.
Бессильно опустившись на скамью в тени высокого собора, словно вырезанного светом полной луны из черного картона ночи, какой-то человек, с виду молодой и благовоспитанный, поглядывал, скрестив на коленях руки, на то, как увлекшиеся игрой девушки отбивали ракеткой маленькие воланы, обшитые золотой тесьмой.
Несмотря на сумрак, можно было рассмотреть, что незнакомец изящно одет. Треуголка прикрывала его напудренный парик, белые чулки подчеркивали юношескую стройность ног. Своей тростью он чертил какие-то знаки по песку аллеи. Он смотрел на землю и на кончик трости и, по-видимому, был равнодушен к забавам барышень — дочерей горожан. Весь его облик свидетельствовал о полном упадке духа.
Раздумье одинокого посетителя было прервано появлением молодого человека, запыхавшегося от быстрого бега. Этот незнакомец, тоже весьма добропорядочный на вид, упал на каменную скамью рядом с меланхолическим мечтателем. Он проговорил со вздохом: «Боже мой, боже мой! Я дешево отделался!» — и закрыл лицо руками. Человек с тростью стал чертить по песку справа налево и слева направо, словно маятник, какие-то непонятные кривые.
— О, mein Herr [28] , — простонал новоприбывший, прижав руки к сердцу, — я слишком страдаю. Mein Herr, я не выдержу этой борьбы. Обратите внимание на то, как бьется мое сердце. Слушайте… слушайте… Недалек тот день или тот вечер, когда грудь моя разорвется… я слишком страдаю!
28
Милостивый государь (нем.).
— Не знаю, mein Herr, — ответил первый, — так ли велики ваши страдания, как вы это утверждаете. Я и сам сгораю от внутреннего огня, и это мешает мне сочувствовать чужому горю. Мое сердце бьется спокойнее вашего, но прислушайтесь, и вы убедитесь, что кровь стучит у меня в висках. Когда-нибудь под ее напором мои вены лопнут, и наступит конец. Я страшусь этого исхода и, словно какой-нибудь лавочник, веду постоянную борьбу, чтобы отсрочить его. Забудем, mein Herr.
О наших невзгодах и, поскольку тень собора защищает нас, поглядим лучше на этих девушек, в которых люди более счастливые, чем мы, видят целительный бальзам.
— Ни слова больше! — воскликнул запыхавшийся человек. — Если я не ослышался, вы произнесли слово «тень»?
— Увы, — молвил человек с тростью.
Наступила
— Mein Herr, я смутно чувствую, что нас с вами роднит одинаковая судьба, — сказал человек с шумно бьющимся сердцем.
Светлые платья исчезли, направившись на зов отдаленного колокола. Теперь уже ничего не было слышно, кроме шелеста листвы.
— Быть может, — вздохнул молодой человек, первым опустившийся на скамью, — не знаю, какая душевная боль вынуждает меня сегодня вечером разговаривать с вами, — быть может, мое имя лишь пустой звук для вас: меня зовут Петер Шлемиль.
— А меня Ганс Грюль, — заявил второй.
Петер Шлемиль отвесил поклон и снова заговорил:
— Итак, надо вам сказать, — по всей вероятности, вы ни о чем не догадываетесь, — что я продал свою тень дьяволу. Я продал свою тень из корысти однажды на берегу моря, ибо богатство, которое женщины олицетворяют с таким несравненным изяществом, представилось мне конечной целью всех людских устремлений. Тень кажется пустяком, когда собираешься заключить договор с нечистым. Я заключил его. А ныне меня снедает внутренний огонь, ибо, продав свою темь, я потерял защиту от моих дурных наклонностей. В прежнее время я прятался за своей тенью, как прячусь сейчас в тени этого собора. Теперь же я лишен опоры в борьбе против самого себя и живу, слепо подчиняясь требованиям моей больной совести. Из-за нелепой щепетильности я навек расстался со своей любимой. Ах, mein Herr, никогда не продавайте своей тени. Ее дружеское присутствие позволяет нам взирать на добро и зло, гармонически сочетая их. Счастье состоит лишь в разумном сочетании этих двух начал. Человек, лишившийся тени, не может заниматься такими умозрительными построениями.
Слушая Петера Шлемиля, Ганс Грюль вскочил со скамьи и в сильном волнении принялся ходить взад и вперед по аллее. Он случайно вышел из темноты, и вся его фигура отчетливо выступила в лунном свете. Было ясно видно, как тень вытянулась у его ног, словно чудовищный паяц. Ганс Грюль сделал огромный прыжок и снова оказался во мраке.
— Вы видели? — спросил он.
— Что?
— Мою тень, несчастный!
— Завидую вашей удаче, — простонал Петер Шле-миль.
— Моей удаче?! — И Ганс Грюль горько рассмеял-с я. — Я был прежде таким, как вы, mein Herr, — у меня не было тени, и я жил ни хорошо, ни плохо — по сравнению с моим теперешним положением. Купил ее тот же нечистый, что купил и вашу тень. Потом, в зависимости от обстоятельств, я то умолял его, то проклинал и в конце концов заключил новую сделку. Вы видели ее результат. Тень была мне возвращена, — добавил Ганс Грюль, понизив голос, — в обмен на новый договор, по обычаю скрепленный кровью. С тех пор тень следует за мною по пятам, как всякая благовоспитанная тень. Но слушайте внимательно: мне сразу же показалось, — а теперь я убежден в этом, — что она замыслила недоброе по отношению к своему хозяину. Я боюсь своей тени, Петер Шлемиль! Боюсь этой враждебной, этой злобной тени. Она появляется лишь для того, чтобы склонить меня на ложный шаг и попытаться задушить. Тот, кто купил мою тень, испортил ее, внушил ей кровожадные умыслы. Я повсюду таскаю за собой бесплотного врага, который поджидает удобной минуты, не зная, когда лучше совершить убийство — при лунном свете или в обличительных лучах солнца. Петер Шле-миль, давайте вернемся на постоялый двор, пользуясь благодетельной тенью домов, которые выстроились по правую руку от нас… я заметил это… О, mein Herr, с тенью или без тени, но оба мы погубили свою жизнь.
Превратность судьбы
Молодой человек по имени Варлен влюбился в Алису Грей, потому что встретил ее на теннисном корте в Отейле. Впрочем, девушка была очаровательна, и белый костюм очень шел к ней. Подавая мяч, она с врожденной грацией изгибала стан, а ее голос напоминал голос сирены, которая говорила бы с легким английским акцентом. Варлен вступил на поприще влюбленного с единственной надеждой два или три раза в неделю служить ей партнером. Он родился в мещанской среде и в своем воображении никогда не выходил за пределы обыденной жизни. Семьи их не были знакомы — обстоятельство, которое отнюдь не способствовало тому, чтобы уладить дело и довести этот флирт до логического конца, способного удовлетворить, по крайней мере, одного из молодых людей.