Французская повесть XVIII века
Шрифт:
Дух не внимал ни единому слову из всех, что говорились вокруг, но отвечал на все. Лицо его было точным подобием его ума; мелкие черты тонули в складках жира; он походил на младенца, увиденного через увеличительное стекло. Был у него братец, еще отстававший от него по уму; его называли дух Тупица, чтобы отличать от брата; несмотря на это, их часто путали друг с другом.
Ярость его была беспредельна, и он все повторял:
— Я не возьму в толк ваши рассуждения, сударыня (так оно и было), мне нужна моя жена; я на нее рассчитывал; если вы меня держите за дурака, вы жестоко ошибаетесь; одним словом, я не желаю слушать никаких оправданий. Ежели принцессу отдали другому, я требую, чтобы мне ее вернули, если же она сама отдалась, ее надо
Ему сказали, дабы его утихомирить, что он рассуждает весьма разумно, и уговорились начать поиски, чтобы узнать, где Зельмаида. Это решение успокоило его; он пошел с королевой и, будучи человечком хитроумным, спрашивал каждого путника, не подавая особого вида, не видел ли тот девицу, которую, с ее согласия, увез какой-нибудь вертопрах. Ежели кому из них и впрямь доводилось встретить мужчину с женщиной, он тотчас докладывал об этом духу.
— Так-то! — отвечал он с живостью. — А не звали ли эту женщину или девицу Зельмаидой?
— Не знаю, как ее звать, — отвечал тот.
— Как же, черт возьми, я в таком случае ее узнаю? — говорил дух.
Он был в восторге от самого себя и говорил королеве:
— Видите, как следует хитрить: прежде всего надобно спрашивать имя; это куда более верный способ найти кого-либо, нежели расспрашивать о чертах лица.
В таких примечательных беседах прошло путешествие, и королева была весьма довольна побегом дочери. Однако она оставалась покорной духу Тугодуму и рассчитывать на другого зятя могла только с его разрешения. Таково было веление судьбы, а сказка без велений судьбы встречается столь же редко, как новая опера без тамбуринов и пантомим.
Теперь вернемся к Зельмаиде, а Зюльми пусть себе гуляет, пока я соберусь рассказать о его приключениях. Принцессе не пришелся по вкусу новый дворец; она была слишком умна, чтобы с приятностью проводить время в обществе женщин, чей ум проявляется только в пантомиме, и она слишком хорошо начала жить с Зюльми, чтобы привыкнуть к стране, где сердце и нрав подчинены единственно уму.
Она встретила нескольких девиц, которым не посчастливилось выйти замуж, — они и впрямь были девицами, но внешность их говорила обратное, а это как раз тот случай, когда видимость вернее сущности. Повидала она немало женщин, расставшихся с мужьями, но повинных только в собственном легкомыслии; что касается мужей, их не в чем было упрекать, ибо, если почитать их бесчестье за предрассудок, выходило, что жена виновна только в сложившемся о ней мнении общества, а не в измене.
Королева Цвет Розы, хорошо знавшая родную кровь, догадывалась, по какому пути направилась Зельмаида. Невзирая на возраст, она сама время от времени совершала подобное же путешествие; она была кокеткой в молодости, она оставалась ею и в старости; этот недостаток живет дольше, нежели прелести, делающие его терпимым; когда же он становится смешным, о нем и думать не желают.
Она нарядилась в шарф цвета розы, в платье, усеянное зелеными цветочками, и в белые туфельки, расшитые серебром. Не пожалела она и двойного слоя румян. Тщательно было продумано, какую мушку куда налепить; она еще взглянула на себя в зеркало, покрасовалась перед ним и ушла.
Все дворцовые врата распахнулись перед ней — ведь славное царство кокетства держится всего более на похвалах и прихотях старух. Она увидела дочь, испугала ее своим появлением и успокоила своими ласками.
— Приди в мои объятия, — сказала она, — приди, бедняжка Зельмаида, не бойся родной матери; ты видишь меня здесь и знаешь, что я ходила к фее Разумнице единственно ради того, чтобы забрать тебя оттуда. Открой мне душу: пришла ли ты сюда по склонности или от скуки?
— Увы, матушка, — со вздохом отвечала Зельмаида, — как я несчастна!
— В чем же причина? — спросила королева добродушно. — Признайся в своих проступках, дорогая доченька, и я тебе их прощу с такой готовностью, будто сама
— Вы меня успокоили, великая королева, — сказала Зельмаида.
С этими словами она провела рукой по лбу, собралась с мыслями и, помолчав мгновение, сказала так:
— Ах, матушка, какой это долгий срок — ждать замужества до шестнадцати лет!
— Теперь мне все ясно, — ответила королева, — я испытала те же чувства. Четырнадцати лет от роду я стала замечать, как долго тянутся вечера у феи Разумницы; мне открылась тайна, как сделать, чтобы они пробегали куда быстрей; я ушла от нее, как и вы; я доверилась ветренику, который обманул меня. Моя рука была обещана принцу Бесцветнику; пришлось мне прибегнуть к хитрости, чтобы ввести его в заблуждение. Прикинувшись набожной, я удалилась в обитель девственниц, посвятивших себя богине Изиде;{76} когда принцу Бесцветнику это стало известно, он подумал, что я ушла от феи Разумницы лишь потому, что благочестие вскружило мне голову. От этой мысли любовь его ко мне еще возросла; он по многу раз приходил ко мне и был весьма настойчив; я противилась его домогательствам; наконец я уступила, доведя игру до конца, и с тех пор всегда живу счастливой и почитаемой в семье.
— Ах, сударыня! — вскричала Зельмаида. — Вы рассказали точь-в-точь мою историю!
— Я так и думала, — ответила королева. — Тебя склонил к любви какой-то юноша, что говорит о твоей доверчивости; ты снизошла к нему, что говорит о твоем добром сердце; сейчас ты хочешь вернуть свое доброе имя и обмануть мужа, это говорит о твоем здравом уме.
— Я бы охотно осталась в девицах, — возразила Зельмаида, — каковой и была вот уже целый год; но мне думается, что с возрастом теряешь осмотрительность, а ведь это единственное, чем мы возмещаем утрату наслаждения; поэтому я приму то же решение, что и вы; отведите меня, прошу вас, в эту обитель девственниц.
— Охотно, дочь моя, — ответила королева, — но я должна предупредить вас об одной довольно затруднительной подробности. Вы, несомненно, уступили домогательствам этого юноши, чье имя вы не назвали?
— Его зовут Зюльми, — сказала Зельмаида, — и, право же, он принц.
— Стало быть, он обманул вас? — спросила королева. — Ведь такие господа в вопросах любви далеко не так щепетильны, как в вопросах чести. Вернемся к затруднительной подробности. В эту обитель Изиды входишь через одни врата, выходишь через другие; они называются вратами испытания: тот, кому предстоит стать вашим мужем, ведет вас за руку; он имеет право вывести вас через входные врата; но если в нем зародилось какое-то недоверие к вам, что нередко случается, он поведет вас к другому выходу. Если девица удалилась в сей храм по чрезмерной набожности, она пройдет беспрепятственно; но если поведение ее не было безупречным, притолока опускается, выйти невозможно, и девица обречена остаться в обители умерщвления плоти на всю свою жизнь.
— Поистине, матушка, — сказала Зельмаида, — подробность сия весьма затруднительна; как же вам-то удалось выйти?
— Принц Бесцветник был так уверен в моем целомудрии, — отвечала королева, — что он счел бы оскорбительным вывести меня через врата испытания; но такие доверчивые мужчины встречаются редко. А дух Тугодум слишком глуп и потому подозрителен.
— Все равно, — сказала Зельмаида, — у меня нет иного средства, и придется сделать эту попытку; впрочем, признаюсь вам, я сейчас люблю Зюльми более прежнего, я тревожусь за него; рассеянная жизнь света не под стать моим волнениям; они еще сильнее станут терзать меня, если я попытаюсь их побороть. Коль Зюльми навеки потерян для меня, я без принуждения соглашусь остаться на всю жизнь в обители девственниц. Если же он в разлуке призадумается над своей неблагодарностью, если раскаяние приведет его ко мне, если он вернется — любовь его вспыхнет с новой силой, ибо он узнает, что я покинула его лишь для того, чтобы бежать других мужчин и мечтать о нем в глубоком одиночестве.