Французский «рыцарский роман»
Шрифт:
Как и герой лэ Марии, Илль живет какое-то время счастливо с женой. Но вот в одном из сражений он получает страшную рану и теряет глаз. Он боится, что это увечье оттолкнет от него жену. Илль решает скрыться. После ряда перипетий он прибывает в Рим, император которого ведет тяжелую войну с византийцами. Наш герой возглавляет римские войска и одерживает победу.
Как видим, разлука супругов в куртуазной повести и в рыцарском романе объясняется разными причинами. У Марии Французской эти причины чисто внешние — козни придворных врагов. У Готье — внутренние, психологические. Герой романа не столько страдает от раны и убит потерей глаза, сколько боится утратить любовь жены:
Mais Illes a double enferte:
L’une est de l’ueil que il n’a mie,
L’autre de cou qu’il crient s’amie,
Qui suer est al duc de Bretaigne;
Et crient qu’ele mais ne l’adaigne
Et qu’ele l’ait mais en despit;
Si se crient mout de cel respit:
(v. 1680—1687)
В переживаниях героя Готье нельзя не отметить известной глубины и тонкости: увечье заставляет Илля вспомнить и о том, что он простой рыцарь, а его жена — сестра герцога. Казалось бы, причина совершенно случайная, но крайней мере никак не роняющая его достоинство воина и феодала, вдруг понуждает героя остро почувствовать свое положение вассала и подумать об унизительном мезальянсе. Напомним, что в лэ Марии Французской этого мотива не было.
У поэтессы герой прибывает в страну Логр. Как и в романе Готье, в лэ герой спасает страну от иноземных захватчиков и внушает пылкую любовь дочери местного короля Гвиллиадон. Но если на первых порах Илль остается верен своей жене и не идет навстречу любовным порывам императорской дочки Ганор, то в лэ протагонист очень скоро становится любовником молодой принцессы. В данном случае психологический конфликт и любовная ситуация у Марии Французской значительно острее и обнаженней, чем у строгого моралиста Готье. В его романе герой предварительно предпринимает безуспешные поиски жены (а та в это время живет инкогнито в Риме), и лишь удостоверившись в их тщетности, готов вступить в новый брак. Тем самым герой Готье не нарушает общественных и религиозных норм, просто, мнимо овдовев, он берет себе вторую жену. Ему не приходится тем самым метаться между двумя равноправными чувствами. Но Готье из Аррасса не может позволить своему герою совершить грех двоеженства: в разгар предсвадебных приготовлений в Риме объявляется Галерон. Она готова уйти в монастырь и дать свободу своему супругу, но он, полный счастья, возвращается с женой в Бретань, благополучно приживает троих детей и готов и далее вести безмятежную семейную жизнь. Однако смертельная болезнь дочери заставляет Галерон дать обет принять постриг, если девочка останется жива. Идуана выздоравливает, Галерон удаляется в уединенное аббатство, а Илль, снова придя на помощь римлянам в их войне с византийским императором, женится в конце концов на Ганор.
В повести Марии Французской финал совсем иной. Отозванный в Бретань Элидук не может забыть возлюбленную. Он тайно возвращается в королевство Логр и увозит с собой оттуда молодую девушку. Во время страшной бури Гвиллиадон узнает, что ее друг женат, и падает замертво, впадая в некий летаргический сон. Ее тело помещает в склеп, куда ежедневно украдкой приходит герой. Паж Гвильдельвек подсматривает за Элидуком и доносит своей госпоже. Та прощает мужа, а когда с помощью чудодейственной травы Гвиллиадон возвращают к жизни, жена Элидука добровольно уходит в монастырь, чтобы не мешать счастью влюбленных.
Как видим, острота конфликта в лэ Марии Французской сильнее, чем в романе Готье. В книге последнего сюжет более растянут (хотя он не столь гетерогенен, как в «Ираклии»); он перегружен батальными сценами (например, ст. 1029—1094), подробными описаниями внешности персонажей, затянутыми диалогами и т. д. Обнаруживает поэт и тяготение к формульному стилю, что говорит как о зависимости от традиций жест, так и о пристрастии к риторическим приемам. Например, в таком описании битвы:
Illes les plaisse, Illies les fiert,
Illes les destruit et requiert,
Illes lour perce lour escuz,
Illes les fait touz irascuz,
Illes lour fausse lour haubers,
Illes les fait couchier envers.
(v. 742—747)
Внимательный к различным незначительным проявлениям бытия, Готье в своем романе снимает налет роковой предопределенности с взаимоотношений героев. Избегает он и мотивов чудесного (хотя бы упоминания той магической травы, что вернула к жизни одну из героинь «Элидука»). Отзвуков реальных событий в книге Готье, писавшего в угоду своим высоким покровителям, несравненно больше, чем у Марии, но это не делает роман «Илль и Галерон» более поэтичным и даже более психологически достоверным. Что касается отражения в книге аррасского поэта норм и отношений, принятых в феодальном обществе той поры, то их изображение в книге, конечно, в достаточной степени условно, условно в том смысле, что, несмотря на обилие очень точных деталей, черточек и примет реальной жизни, в романе не воссоздана широкая и полная картина жизни феодального общества — не только на уровне быта, но и чувствований его представителей. Конечно, как это подчеркивает А. Фуррье 55, Готье из Арраса своим интересом к реальным человеческим отношениям в реальном же обществе (а не условно античном, византийском, бретонском социуме) намечал рыцарскому роману весьма плодотворные пути развития, когда от изображения идеализированных страстей поэты стали переходить к воссозданию жизненных конфликтов. Но склонность к морализаторству оборачивалась у него известной плоскостью решения нравственных проблем, а боязнь фантастики и стремление к поверхностному правдоподобию сковывало его поэтическую
Фантастика в ее специфической «бретонской» форме не помешала другому поэту с неменьшей глубиной и тонкостью отразить в своих произведениях широкий и пестрый мир феодального общества, но не в его бытовых, а потому в достаточной степени частных, проявлениях, а в противоречивой сложности его духовного бытия. Этим поэтом был современник и соперник Готье — крупнейший французский средневековый романист Кретьен де Труа.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Творчество Кретьена де Труа
Как мы смогли убедиться, рассмотренные в предыдущей главе романы, посвященные приключениям античных героев, восточных властителей, сарацинских принцев, ирландских принцесс и т. д., по своим стилистическим приметам, по композиционным приемам, основному тону, по «материи», «смыслу», «построению» (если воспользоваться терминами Кретьена де Труа) значительно отличаются друг от друга. Перед нами разные типы романов. Трудно то или иное произведение причислить безоговорочно к какому-то одному типу — к роману «историческому», «приключенческому», «идиллическому» и т. п. Дело в том, что эта четверть века (60—80-е годы) характеризуется не только пышным и многообразным расцветом романа как жанра, но и постепенным складыванием нескольких канонических форм. Наиболее жизнеспособной формой оказалась та, что была создана Кретьеном де Труа. Этот поэт, как мы уже говорили, — центральная фигура рассмотренного в предыдущей главе этапа эволюции французского куртуазного романа. Но вот что примечательно. Живо откликаясь на литературные события своего времени (например, на появление «Романа о Тристане» Тома), участвуя в усиленном освоении Овидиевых традиций (чем так характерен рассматриваемый период), смело обратившись к богатейшим залежам валлийского фольклора, сам Кретьен де Труа начал оказывать влияние, сильное и длительное, лишь на романистов следующего поколения. В условиях средневековья новое (новые формы и новые темы) прокладывало себе дорогу неодолимо, но неторопливо. Крупнейший романист эпохи, Кретьен де Труа стоит в ней особняком. Своеобразие его места в литературе его времени и выдающееся значение его творчества заставляют нас посвятить Кретьену специальную главу.
Об этом замечательном поэте известно очень мало, по сути дела лишь то, что он рассказал о себе сам. Тем не менее не раз уже делались настойчивые попытки реконструировать его биографию. Впрочем, она выглядит все равно достаточно суммарной и приблизительной. Посвященных поэту работ накопилось великое множество и число их продолжает неуклонно расти [70].
В биографии Кретьена де Труа, прежде всего его творческой биографии, укажем лишь некоторые важные моменты. Это, во-первых, его юношеское увлечение Овидием. Следы этого увлечения обнаруживаются не только в сохранившейся «Филомене» и в названиях других, не дошедших до нас, обработок ряда Овидиевых сюжетов, не только в прямом указании на увлечение древнеримским поэтом (с этого начинается, как известно, «Клижес»), но и в выявленных исследователями реминисценциях из Овидия в ряде романов Кретьена[71]. Во-вторых, это связь поэта с определенными феодальными кругами Северо-Восточной Франции (дворы Марии Шампанской, дочери Альеноры Аквитанской, и Филиппа Фландрского), где в почете была куртуазная поэзия. Это, в-третьих, многообразие жанров, к которым обращался Кретьен де Труа: он оставил не только пять романов, но также образцы лирики, поэму «Филомена» и памятник житийной литературы — агиографическую поэму (ее иногда неточно называют «романом») «Вильгельм Английский». В-четвертых, это энциклопедизм произведений поэта. При всей фантастичности и ирреальности изображаемого романистом артуровского мира (см. об этом ниже), он воспроизвел подробно и точно многие важные аспекты современной ему действительности — замковый и городской быт, феодальные отношения, праздники и будни, развлечения и повседневный труд своего современника. Но не только это. Поэта волновали моральные проблемы. Прежде всего проблема места человека (феодала, рыцаря, конечно) в обществе, проблема тех нравственных критериев, которые должны определить истинное значение человека, его достоинства как члена общества и как индивида. Привлекал его и интимный мир человеческих отношений.
Обращаясь к творчеству Кретьена, мы, пожалуй, почти впервые сталкиваемся в средневековой литературе (не считая литературы латинской) с яркой личностью, причем осознающей себя именно в этом своем качестве. Более того, Кретьен, который не был ни прелатом, ни историографом (как, скажем, Вас или Бенуа де Сент-Мор), тем не менее преисполнен сознания значительности своего творчества. Присуще поэту и понимание индивидуальной окрашенности своего стиля, ощущение собственной «манеры», компоненты которой он стремится определить в ряде прологов к романам. У него уже есть ученики, и одному из них, Годфруа де Ланьи, он препоручает закончить наскучившее метру повествование о любовных безумствах Ланселота Озерного. Это уже первый шаг к созданию «школы», контуры которой, впрочем, еще едва намечаются. Не ограничиваясь созданием собственной концепции мира и человека, постановкой ряда капитальных моральных проблем, выработкой определенных продуктивных приемов сюжетосложения и созданием на их основе нового типа романа, существенным образом отличающегося от романа предшествующего, Кретьен смело ввязывается в литературную полемику и сочиняет, например, «Клижеса» как антитезу «Тристану» Тома.