Чтение онлайн

на главную

Жанры

Французский «рыцарский роман»
Шрифт:

Но среди литературных источников рыцарского романа должны быть учтены не только памятники античности. Мощное воздействие на формирование романа как жанра оказал фольклор. Во-первых, фольклор восточный, из которого в роман перешли многие сказочные мотивы [24]. Впрочем, при всей близости рыцарского романа к богатырской сказке, они представляют собой явления типологически разные. Но кроме интернационального фольклора на возникновение романа повлиял и фольклор местный, т. е. кельтский, с его особым отношением к природе, насыщенностью своеобразной фантастикой и т. д. Здесь нет необходимости излагать историю возникновения и развития бретонских сказаний и их воздействия на западноевропейскую литературу. Отметим лишь, что северофранцузское общество было хорошо подготовлено к восприятию артуровских легенд. Здесь столкнулись, переплелись и взаимообогатились несколько культурных традиций —

кельтская, англо-саксонская, французская. Здесь был широко распространен билингвизм. Артуровские сказания имели широкое хождение по обе стороны Ла-Манша. В первой трети XII в. эти легенды получили новую редакцию, сперва на латинском языке под резвым пером Гальфреда Монмутского, а вскоре и на новых языках (прежде всего, французском) — трудами замечательных средневековых поэтов.

Рыцарский роман, сначала на античные сюжеты, но вскоре и на сюжеты кельтских сказаний, возник не только в определенный момент развития феодального общества. Можно определить и место его рождения.

Судьбы французского феодального общества изучены в настоящее время достаточно детально. Непреложно установлено, что в интересующий нас период на смену большим сеньориям каролингской эпохи пришли более мелкие феодальные дворы — рыцарские фьефы, находящиеся в сложных взаимоотношениях между собой, а также с королевским доменом и окрепшими к тому времени городами. Именно при таких дворах культивировалось рыцарское «вежество» и зародилась куртуазная литература. На юге Франции подобные дворы были особенно малы, но это ни в коей мере не умаляло сознание «особости» их членов, их вознесенности над остальным миром. Быть может, даже наоборот, микроскопичность южных фьефов, отсутствие там крупных сеньоров (пожалуй, за исключением графов Тулузских[25]) укрепляли горделивое представление феодалов о своей значительности и равенстве с другими владельцами земельных наделов и замков, пусть даже более могущественных.

Таким образом, число феодальных дворов средней руки заметно выросло. Жизнь в этих дворах, при всех географических и социальных различиях, приобрела известную однотипность. Стабилизация экономики, заметный рост торговли (как раз в это время становятся особенно популярны знаменитые шампанские ярмарки в Барсюр- 06, Труа, Провене и Ланьи), усилившиеся контакты с соседними странами, известная упорядоченность фискальной системы — все это сделало придворную жизнь более пышной и красочной, чем в предшествующий период. Нравы смягчились. Наряду с прежними увеселениями, сводившимися к охоте и воинским упражнениям, стали широко культивироваться музыка и поэзия. Заметно усилился интерес к античному наследию (немало памятников древнеримской литературы сохранила нам как раз эта эпоха). Вряд ли можно говорить о «гуманизме» XII века, но какие-то сдвиги в этом направлении в западноевропейской культуре того времени нельзя не заметить.

Предметом давней контроверзы является роль женщины в изучаемую эпоху. Можно было бы, конечно, ограничиться ссылкой на аскетический взгляд на женщину как на «сосуд греха и порока», действительно насаждавшийся рядом христианских проповедников, или утверждать, что женщина оставалась существом бесправным и порабощенным. Но, во-первых, антифеминизм возник несколько позже и явился плодом деятельности бюргерских моралистов-дидактиков, во-вторых, описания придворной жизни, порой такие блистательные, как в сочинениях Иоанна Сольсберийского, Вальтера Мана или Ордерика Виталия, рисуют нам совсем иную картину, хотя все эти авторы дают рыцарскому обществу свои оценки, расставляя разные акценты [26].

Конечно, многие браки в феодальной среде были продиктованы чисто практическими соображениями. Нередко жена приносила мужу немалые земельные наделы, что позволяло ему значительно округлить свой фьеф. Но это не значит, что мы не знаем случаев страстной любви, побеждающей всякие доводы разума. Так, например, Анжуйский граф Фульк Угрюмый (ум. 1109) проникся такой пылкой страстью к красивой и обаятельной Бертраде де Монфор, что оказался втянутым в гибельные для себя политические авантюры. Очарование этой женщины было, по-видимому, столь велико, что французский король Филипп I (пр. 1060—1108) бросил ради Бертрады свою жену Берту Фризскую, чему не смогло помешать даже вмешательство папы, отлучившего увлекающегося короля от церкви и наложившего интердикт на все его королевство.

Хронисты (например, Ордерик Виталий) не раз сообщают, что жены владетельных сеньоров имели иногда огромное влияние на своих мужей. Все это говорит о том, что женщина (конечно, представительница высшего класса) играла заметную роль в светской жизни и даже пользовалась довольно большой свободой (заточенность дамы в замковой башне была поздней выдумкой, впрочем, очевидно, как и знаменитые «суды любви», оказавшиеся поэтическим вымыслом). Гвиберт Ножанский (1053—1121), например, обрушивается в автобиографии со страстной диатрибой на молодых женщин, забывших стыд и совесть, тратящих свое время лишь на бесполезные забавы, кокетство и пустословие.

Существует довольно распространенное мнение, что так называемое клюнийское движение, пользовавшееся в XI— XIII вв. столь значительным влиянием, явилось реакцией на смягчение нравов и секуляризацию придворной жизни. Хотя подобная точка зрения значительно сужает смысл этой первой великой церковной «реформации», одним из источников (пусть далеко не главным) клюнийской проповеди могли быть и отмеченные нами изменения в придворной жизни рассматриваемой эпохи. Увлечение светскими забавами, их своеобразный культ, несомненное проникновение в повседневную жизнь более сложных и тонких эстетических норм, в конечном счете слияние этики и эстетики, не исключали, само собой разумеется, ни порывов религиозной жертвенности, ни страстных покаяний, ни неожиданных обращений или скрупулезного выполнения когда-то данных благочестивых обетов. Это была эпоха контрастов, и эту ее противоречивость мы найдем запечатленной — в беллетристическом плане — не в куртуазном романе, а в значительно большей степени в поздних эпических циклах, когда герой, после участия в феодальных усобицах, отправляется в крестовый поход, а вернувшись оттуда, если он не падет в бою с неверными, принимает монашеский постриг[27].

Таким образом, рыцарский роман отразил весьма существенную сторону жизни феодального общества, но, естественно, отразил далеко не вето эту жизнь, даже далеко не все в жизни высшего класса. Мы не хотим этим сказать, что роман призван был запечатлеть лишь парадную, праздничную сторону бытия феодального двора. Роман, как увидим, не только развлекал рыцарей, но и формировал их идеологию. Но тот факт, что роман был связан теснейшими узами с придворной жизнью, вряд ли у кого может вызвать сомнение. Это не значит, что среди читателей романа не было, скажем, состоятельных горожан, представителей городского патрициата, во многом смыкавшегося с низшим рыцарством, но предназначался куртуазный роман (да и сама содержавшая его роскошно иллюминованная рукопись) прежде всего обитателям замка или дворца.

В придворной жизни эпохи заметную роль играл создатель романа, поэт, трувер. В отличие от предшествующего периода он редко бывал исполнителем своего произведения. Для этого были, по-видимому, специальные чтецы, да и грамотность в феодальной среде была хотя и не столь частым, но все же не исключительным явлением.

Но еще важнее было не разделение автора и исполнителя, а изменение социального статута придворного поэта. Он больше не был членом дружины феодала. Не был он и сам рыцарем, как это было на юге, среди трубадуров (Тибо Шампанский был, конечно, исключением). Он был человеком «ученым», т. е. окончил монастырскую или соборную школу, проштудировал и тривиум, и квадривиум, превосходно знал латынь, был начитан не только в соответствующей церковной литературе, но и литературе древнеримской — в том, конечно, объеме, в каком это было возможно в XII в. Часто поэт был клириком, т. е. в той или иной степени принадлежал к церкви. Нередки также случаи, когда трувер исполнял обязанности историографа (хронистами были, например, Вас, Бенуа де Сент-Мор, позднее Фруассар). Таким образом, труверы оказывались на службе у сеньоров. Отношение к поэтам их покровителей носило характер откровенного меценатства. Этого не скрывали, этим даже гордились и переманивали друг у друга талантливых поэтов. Последние охотно меняли своих покровителей, подчас состоя в штате поочередно у двух заклятых врагов. Поэты воспринимали свою деятельность как службу, и этот характер взаимоотношений творца и его покровителя, заказчика сохранится до позднего средневековья, перейдя отчасти и в эпоху Возрождения. Но эта своеобразная «ангажированность» не умаляла высокого представления поэта о его деле.

Так складывались постепенно своеобразные литературные центры, причем их удельный вес и значение в разные эпохи менялись. Между центрами редко возникало литературное соперничество (подобного элемента литературной борьбы эпоха еще не знала), контакты же были широкими и постоянными: перевозили и рукописи, переезжали и сами поэты.

Значение литературного центра далеко не всегда соответствовало военной мощи и политическому престижу феодала. В этом смысле интересно присмотреться к литературной ситуации в королевском домене при первых Капетингах.

Поделиться:
Популярные книги

Последний реанорец. Том I и Том II

Павлов Вел
1. Высшая Речь
Фантастика:
фэнтези
7.62
рейтинг книги
Последний реанорец. Том I и Том II

Защитник

Астахов Евгений Евгеньевич
7. Сопряжение
Фантастика:
боевая фантастика
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Защитник

Чиновникъ Особых поручений

Кулаков Алексей Иванович
6. Александр Агренев
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Чиновникъ Особых поручений

Его темная целительница

Крааш Кира
2. Любовь среди туманов
Фантастика:
фэнтези
5.75
рейтинг книги
Его темная целительница

Внешники такие разные

Кожевников Павел
Вселенная S-T-I-K-S
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Внешники такие разные

Пистоль и шпага

Дроздов Анатолий Федорович
2. Штуцер и тесак
Фантастика:
альтернативная история
8.28
рейтинг книги
Пистоль и шпага

Измена. Верни мне мою жизнь

Томченко Анна
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Измена. Верни мне мою жизнь

Я еще не барон

Дрейк Сириус
1. Дорогой барон!
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я еще не барон

Кодекс Крови. Книга IХ

Борзых М.
9. РОС: Кодекс Крови
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Крови. Книга IХ

Охота на эмиссара

Катрин Селина
1. Федерация Объединённых Миров
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Охота на эмиссара

Цеховик. Книга 1. Отрицание

Ромов Дмитрий
1. Цеховик
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.75
рейтинг книги
Цеховик. Книга 1. Отрицание

Замуж второй раз, или Ещё посмотрим, кто из нас попал!

Вудворт Франциска
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Замуж второй раз, или Ещё посмотрим, кто из нас попал!

Камень Книга седьмая

Минин Станислав
7. Камень
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
6.22
рейтинг книги
Камень Книга седьмая

Я Гордый часть 2

Машуков Тимур
2. Стальные яйца
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я Гордый часть 2