Французский «рыцарский роман»
Шрифт:
Таким образом, если французский рыцарский роман и сложился при английском королевском дворе, в этом нет ничего парадоксального: этот двор не только по языку и по вкусам, но даже территориально был французским. И Генрих, и его сын Ричард Львиное Сердце большую часть жизни провели в своих заморских владениях, т. е. во Франции. Что касается королевы Альеноры, то она подолгу живала у себя в Пуатье, где постоянно была окружена поэтами[30]. В крестовом походе 1147 г., ставшим столь роковым в семейной судьбе Альеноры и Людовика VII, принимал участие и знаменитый трубадур Джауфре Рюдель. Полагают, что одну из песен он посвятил Альеноре. Еще более тесные связи соединяли Генриха II и его жену с самым искренним певцом куртуазной любви Бернартом де Вентадорном.
Другие феодальные дворы с ярко выраженными литературными интересами и меценатством, за исключением двора графов Пуатье, где издавна был центр трубадуров, развились несколько позже, под непосредственным влиянием деятельности Генриха II и Альеноры Аквитанской и их литературного окружения. Большую роль в этих дворах играли, между прочим, дочери Альеноры — Мария Шампанская (1145—1198) и Аэлиса Блуа-Шартрская (1149—1183?), а также близкая приятельница Альеноры Эрменгарда Нарбоннская (ум. 1197). Меценатство, покровительство поэтам, прямые заказы им — вот что характеризует эти феодальные дворы и их августейших покровительниц. Мужчины не отставали тут от благородных дам. Таковы были, например, Филипп Фландрский (1142—1191), разделявший любовь к литературе со своей женой Изабеллой Вермандуа (ум. 1182), Тибо Блуаский (ум. 1191), или Бодуэн Генегаузский (1150—1195).
Таким образом, рыцарский роман сложился при северо-французских феодальных дворах в обстановке утончавшейся, рафинировавшейся и конституировавшейся рыцарской культуры, определенной кодификации и закрепления рыцарской морали, отразившейся как в отдельных компонентах придворного этикета, так и во всей системе куртуазных представлений и норм. Они были именно системными, что не устраняло их сложности и противоречивости и даже открытого противоборства разных тенденций, что, как увидим, достаточно ярко отразилось в эволюции куртуазного романа уже на первых порах его существования.
Первый этап развития французского рыцарского романа был коротким и оставил нам не так уж много памятников. Приходится он приблизительно на 50-е годы XII в. Параллельно шла разработка двух тем, точнее двух сюжетных пластов. Оба связаны с переосмыслением истории. История соотносилась с современностью. Современности отыскивались отдаленные истоки. Два персонажа находятся в центре внимания поэтов, как бы соперничая между собой, — Александр Македонский и Артур. Оба трактуются мифологизирование, и эта открытая мифологизация истории (реальной или полулегендарной) заставляет некоторых исследователей выводить первые французские стихотворные обработки повествований об Александре и Артуре за рамки истории романа. Однако подобная точка зрения несомненно ошибочна. В памятниках этого периода действительно еще не было многих существенных признаков романа (индивидуальность подвига, сконцентрированность вокруг одного эпизода и т. п.). Но были важные черты, которые легли затем в основу всех последующих рыцарских романов.
Собственно, в этот начальный период развития французского куртуазного романа речь может идти о четырех основных памятниках. Это «Роман об Александре», «Роман о Бруте» Васа, «Роман о Трое» Бенуа де Сент-Мора и «Роман о Фивах». Точную хронологическую последовательность этих книг установить вряд ли возможно. Лишь Вас датировал свой роман (1155). Остальные этого не сделали. «Роман о Фивах» анонимен. Бенуа де Сент-Мор, по-видимому, работал одновременно с Васом, у «Романа об Александре» слишком много авторов; некоторые из них трудились над бесконечными продолжениями романа еще во времена Кретьена, поэтому в данном случае пас может интересовать лишь начальная дата.
Провансалисты датируют первую, так называемую франко-провансальскую версию «Романа об Александре» 20-ми годами XII в. В наше время эту дату передвинули к началу 30-х годов. От этой версии сохранился лишь отрывок в 105 стихов (восстанавливать первоначальный вариант всей книги на основании немецкой переработки Лампрехта из Трира вряд ли правомерно). Поэма была написана лессами, построенными на ассонансах. Автором этой первой версии
Следующими к теме об Александре Македонском обратились поэты из центральной и северо-западной Франции, развивая идеи, заложенные уже в произведении Альберика, но дополнив их одним существенным моментом. Альберик подробно говорит о системе воспитания молодого принца, который с детства искал общества настоящих рыцарей. В систему этого воспитания входит обучение и языкам, и владению копьем и мечом, и верховой езде; знакомство с литературой и уложениями законов, умение играть на музыкальных инструментах и т. д. Здесь перед нами уже воспитание не сурового воина, героя жест, а феодала как бы новой формации. Этот многозначительный текст, излагающий, конечно, не особенности обучения исторического Александра Македонского, а проецирующий это обучение на феодальную действительность занимает 30 стихов, т. е. почти треть сохранившегося отрывка.
Первый продолжатель Альберика из Бриансона, работавший в 50-х годах при пуатсвинском дворе, даже, быть может, входивший в окружение Альеноры Аквитанской, воспитанию героя посвятил лишь одну лессу, в целом повторив концепцию Альберика, но внеся в нее одно существенное дополнение: помимо воинской сноровки и основательного знакомства с «семью свободными искусствами», будущий государь должен уметь «куртуазно беседовать с дамами о любви». Эта программа не только рыцарского (что было уже у Альберика), но и куртуазного воспитания подкрепляется, например, длинным описанием (140 стихов) посвящения Александра в рыцари, вЫ«1Швающегося в пышное придворное торжество, на котором присутствуют не только поседелые в боях воины, но и знатные дамы. Близость этой анонимной части «Романа об Александре»* (в последней трети века ее продолжили Ламберт-ле-Торт, Евстафий, Александр де Берне, Пьер де Сен-Клу и др.) к англо-нормандской культурной среде подтверждается и обилием в этой части мотивов загадочного и таинственного, заколдованного и связанного с миром природы.
* О судьбе легенды об Александре Македонском на средневековом Западе см.: Грабарь-Пассек М. Е. Античные сюжеты и формы в западноевропейской литературе. М., 1966, с. 172—182, 213—228; Гостюхин Е. Л. Александр Македонский в литературной и фольклорной традиции, м., 1972, с. 22-41.
Или хотя бы тем, что при описании одежды только что посвященного в рыцари Александра указывается, что его рубашка привезена с берегов Темзы, а шлем — из Корнуолла. А в стихе 368-м анонимной части романа довольно неожиданно упоминается король Артур. Так легенды о замечательном полководце древности вплелись в англо-нормандский литературный контекст.
Миниатюра из рукописи «Романа об Александре» (XIV в.)
Здесь важно обратиться к нормандцу Васу, хотя его стихотворное переложение Гальфреда Монмутского также не обладает теми чертами рыцарского романа, какие мы найдем позже, во времена Кретьена.
Методы работы Васа изучены достаточно подробно [31]. Остановимся лишь на наиболее существенных моментах. Вас, как известно, латинской сжатости Гальфреда противопоставил некоторое многословие своего французского восьмисложника. Но смысл этих добавлений (или разбавлений) текста Монмута однозначен. Вас усиливает мотив рыцарственного поведения героев, усложняет их взаимоотношения, добавляет романические детали. Он четко формулирует куртуазные идеалы, которые станут затем непременным аксессуаром последующих рыцарских романов: