Французский садовник
Шрифт:
— Вы хотите, чтобы сын был похож на вас, — тихо произнесла Ава, искренне сочувствуя Жан-Полю, чью судьбу решили заранее. И пусть Анри готовил сыну блистательную судьбу, будущему владельцу Ле-Люсиоля приходилось идти на немалые жертвы, чтобы соответствовать роли, навязанной отцом. Пока Анри жив, Жан-Полю нечего и мечтать о свободе, он сможет принадлежать себе разве что в Англии, с Авой.
— Я хочу видеть своего сына таким же основательным и солидным, как я сам, — отрезал Анри. — Серьезным мужчиной с деловой хваткой. Он должен подыскать себе подходящую невесту и создать семью. Ему нужна девушка,
— Такую девушку, как Антуанетта.
— Жан-Полю следует вернуться в Англию, чтобы держаться подальше от матери. Иногда любовь душит. Собственно, в любви нет ничего плохого, но всем нам требуется немного свободного пространства. Не стоит стоять слишком тесно друг к другу, отношениям только на пользу, когда между людьми веет легкий, свежий ветерок. Антуанетта хотела бы иметь больше детей. Жан-Полю жилось бы легче, будь у него младший брат или сестра. Tant pis! [18]
18
Но ничего не поделаешь! (фр.).
— Из него получится прекрасный vigneron [19] , — дипломатично заметила Ава.
— Жан-Поль еще в детстве столкнулся с изнанкой нашего ремесла, вдоволь наглядевшись на козни и интриги, и вот в какой-то момент он утратил интерес к виноделию, а я потерял сына.
— Разве не все дети проходят этот этап? Они восстают против родителей и отстаивают независимость, пытаются жить своей жизнью. Жан-Поль вернется к вам.
— Не знаю. Я возлагал на него большие надежды.
19
Винодел (фр.).
— Не будьте слишком суровы, Анри. Ни к себе, ни к сыну. Если ослабить поводья, лошадь не убежит, но если их натянуть сверх меры, конь понесет.
— Вы слишком мудры для столь юного создания.
— Все дело в шпинате, который я ем. Он хорошо действует на мозги, — отшутилась Ава.
— Тогда и мне стоит приналечь на шпинат.
Сад Антуанетты цвел, наполняя воздух дивным благоуханием. На увитой розами стене появились бледно-красные бутоны, а в огромных каменных вазах уже тянулись вверх белые тюльпаны, желтый крестовник и фиалки. Нежно-зеленые самшитовые бордюры окаймляли буйные заросли диких нарциссов, жимолости и маргариток. В воздухе разливался сладкий аромат весны, в ветвях кедров и сикоморов весело щебетали птицы, захваченные любовной игрой. В самой середине этого изысканного, искусно разбитого сада блестел декоративный пруд со статуей. Маленький мальчик тянулся изо всех сил, пытаясь поймать летящую птицу. Ава восхищенно замерла, разглядывая скульптуру. Пальцы мальчика едва касались крыла, и со стороны казалось, что птица парит в воздухе. Жан-Поль медленно подошел и встал позади Авы.
— Потрясающе, правда? — произнес он.
Ава с улыбкой обернулась.
—
— Эту скульптуру мама заказала для меня.
— Правда?
— Да. Мальчик — это я, а птица символизирует свободу. Как видишь, я почти дотянулся до нее.
— Ты сможешь обрести свободу в Хартингтоне.
— Я знаю, — прошептал он так тихо, что Ава едва разобрала слова. Легкий ветерок разметал ее волосы. — Мне хочется поцеловать тебя в шею.
— Будь осторожен.
— Я француз. Я говорю то, что чувствую.
— Прошу тебя, поберегись, мистер Француз. За нами наблюдают.
— Им нет до нас никакого дела, мой персик. Они заняты беседой: обсуждают историю винодельни и великие морозы 1891 года. Папа не перестанет тревожиться за виноградники, пока не пройдут пасхальные заморозки. — Жан-Поль тяжело вздохнул. — А меня морозы совершенно не волнуют. Мне хочется лежать, тесно прижавшись к тебе, в теплом домике у реки, в спальне под самой крышей. Я расцеловал бы всю тебя, медленно смакуя, наслаждаясь букетом, как пробуют драгоценное вино. Я изведал бы каждое потайное местечко на твоем теле.
— Перестань, — взмолилась Ава. — Филипп…
— Твой Филипп в восторге от моего отца. Прислушайся, теперь они обсуждают качества винограда.
— Для него это самая захватывающая тема.
— Так оставь его в покое. Он доволен жизнью. Пойдем.
— Мы не можем, — испугалась Ава.
— Я хочу показать тебе оранжерею. На это зрелище стоит посмотреть.
— Мы забыли об осторожности!
— Тебе просто кажется. Они ничего не подозревают. Вполне естественно, что мне хочется показать тебе свой дом. Что в этом странного? — Жан-Поль зашагал к тисовой изгороди.
Ава обернулась, махнула мужу рукой. Филипп, подняв голову, помахал в ответ. Ава проскользнула за изгородь, Жан-Поль взял ее за руку и повел по дорожке к теплице.
Оказавшись в оранжерее, он притворил дверь и поцеловал Аву. В теплом влажном воздухе пахло землей и фрезиями. Жан-Поль с упоением прижал к себе возлюбленную, обхватив ладонями ее бедра.
— Мы не должны… — шепнула Ава.
Но протестовать было бессмысленно. Жан-Поль закрыл ей рот поцелуем, страстно сжав ее в объятиях.
— Как бы я хотел остаться с тобой наедине. Ты сводишь меня с ума, — выдохнул он. — Мне не терпится снять с тебя платье, ощутить бархатность кожи. Мы лежали бы нагие, плоть к плоти, и ничто не разделяло бы нас.
— Милый Жан-Поль, это невозможно. Филипп и твой отец могут войти в любой момент.
— Черт побери их обоих! — Жан-Поль нахмурился. — Я что-нибудь придумаю, и мы сможем остаться вдвоем.
— Как?
— Увидишь. Доверься мне.
Ава высвободилась из объятий Жан-Поля, чтобы рассмотреть оранжерею. Здесь стояли горшки с благоухающими туберозами, ряды орхидей всевозможных цветов и оттенков и прелестные, только что распустившиеся лилии. Жан-Поль шел следом за Авой, держа ее за руку, и то и дело целовал. К счастью, они стояли по разные стороны стола с редкими пурпурными орхидеями, когда в оранжерею вошли Анри с Филиппом.
— Иди сюда, Филипп, — позвала Ава, — ты должен это увидеть. Посмотри, они почти клетчатые.