Французы на Северном полюсе
Шрифт:
Съестные припасы разделили на три части и спрятали во льду в трех разных местах, рассчитывая, что в случае новой катастрофы хотя бы один склад уцелеет.
Груз отвозили на санях, запряженных собаками.
Так прошли сутки. Льды еще сильнее разбушевались, и об отдыхе никто не помышлял.
Когда грузы наконец были размещены, половина команды пошла к палаткам сторожить от медведей запасы на ближайшее время, а остальные — в каюту, немного поспать и быть готовыми по сигналу тревоги спуститься на лед.
Матросы свалились на койки и заснули как убитые, несмотря на оглушительный
На всякий случай капитан приказал загасить печь, и в каюте сразу резко понизилась температура, но матросы залезли в спальные мешки по трое и не страдали от холода, чего нельзя было сказать о тех, кто сторожил палатки.
Принятая капитаном мера предосторожности оказалась весьма своевременной. В час ночи лед снова стал раскалываться, шхуну закачало, электрическая лампа разлетелась на куски, треснул и грохнулся на пол калорифер.
Не прикажи д’Амбрие погасить его, на шхуне начался бы пожар.
Перепуганные матросы выскочили из своих мешков, схватили карабины и узлы с пожитками и вмиг спустились на лед.
Шхуну качнуло еще раз, после чего воцарилось спокойствие. Надолго ли?
В четыре часа утра все принялись за работу с прежним рвением.
После плотного завтрака и хорошей порции спиртного полярники повеселели и уже не так мрачно воспринимали происходящее.
Во время зимовки они прочли много книг об исследованиях Арктики и узнали, что гибель корабля еще не означает гибели команды, что и без судна можно благополучно завершить экспедицию.
Но главное — все надеялись на капитана, тот составил подробный план действий на случай возникновения опасности.
Не исключено, что после всех передряг «Галлия» окажется непригодна для плавания, особенно если в ее корпусе образовались пробоины. Ведь скоро начнется таяние льдов. Ну что ж, запасов, и съестных и прочих, хватит на три с лишним года. Есть медикаменты, одежда, инструменты, оружие и боеприпасы, а также сани и шлюпка. В общем, все, что необходимо для жизни. На каждом складе, устроенном во льду, — этих запасов примерно на год. Склады размещены довольно близко от шхуны.
В случае гибели корабля и даже двух складов выручит третий.
На «Галлии» капитан тоже оставил запас всего необходимого на тот исключительный случай, если вдруг погибнут все склады, а корабль уцелеет.
Двух месяцев вполне достаточно, чтобы приплыть к датским владениям.
Экипаж разделили на отряды по четыре матроса и одному офицеру в каждом и отдали в их распоряжение по шесть собак.
В обязанности отрядов входила охрана складов, в основном по ночам.
Сам капитан с боцманом Геником Тергастелем, механиком Фрицем Германом и двумя собаками ночевал на корабле, охраняя его от нежелательных посетителей.
Отряды располагались один от другого на расстоянии, позволявшем услышать голос, и по сигналу тревоги матросы спешили к тому из складов, которому грозила опасность. Организованность и дисциплина были на должном уровне.
Погода стояла ненастная: порывистый ветер выл и ревел, а снег валил такой, что в двадцати шагах ничего не было видно.
Иногда сквозь тучи вдруг проглядывало солнце. Оно слепило глаза, до боли обжигало кожу, но не обогревало.
Под наблюдением Угиука матросы построили из снега юрты наподобие эскимосских иглу [96] или чумов [97] и совсем неплохо чувствовали себя в этих примитивных жилищах.
В ясную погоду все украдкой посматривали в сторону немецкого корабля. Но, по молчаливому согласию, никогда о нем не упоминали, разве что в беседе с товарищем, когда поблизости никого не было.
— Что плохо для нас, нехорошо и для них, — говорил один, кивнув на немецкий корабль.
96
Иглу — ледяная куполообразная хижина у северного народа — эскимосов.
97
Чум — у некоторых северных народов — переносное жилище из жердей, покрытых зимой оленьими шкурами, летом — берестой или корой.
— Им тоже невесело, — откликался другой.
Но однажды, хоть и по пустяковому случаю, матросы «Галлии» и «Германии» столкнулись.
Разгрузка шхуны подходила к концу, оставалось лишь уложить запасы так, чтобы до них не могли добраться осмелевшие от голода медведи. Этим и занимались Артур Форен со своим неразлучным другом Дюма, когда последний, вдруг обернувшись, увидел медведя.
— Гость пришел, — сказал он. — Где мое ружье?
Но Летящее Перо опередил Тартарена, схватил ружье и выстрелил в зад убегавшему зверю. Тот взвыл от боли. Дюма послал вдогонку вторую пулю, но медведь продолжал бежать.
— Семь чертей ему в бок! — крикнул провансалец.
— Провалиться мне на этом месте! — откликнулся Летящее Перо. — Не упускать же полтонны свежего мяса!
Оба побежали за медведем, стреляя на ходу.
Медведь волочил лапу, истекая кровью, и казалось, вот-вот упадет.
Неожиданно зверь свернул в сторону «Германии» и свалился неподалеку от нее.
Французы, гордые удачной охотой, поспешили к зверю. Но его уже тащили на веревках пятеро немецких матросов, успевших перерезать хищнику горло. До «Германии» оставалось не более ста метров.
Летящее Перо, сохраняя спокойствие, с поклоном обратился к немцам:
— Простите, господа, вы, вероятно, не знаете, что это — наша добыча!
Немцы ничего не ответили, будто не слышали, даже не остановились.
Парижанин с решительным видом ухватился за медвежью лапу и потянул зверя к себе, но тут на него бросился с ножом здоровенный рыжий детина.
Дюма прицелился в немца.
— Брось нож, мерзавец, или я размозжу тебе башку!
Немец, выругавшись, отступил и позвал на помощь товарищей.