Французы на Северном полюсе
Шрифт:
— Да, на моей шхуне, где у вас будет все необходимое. Я с половиной команды пойду на полюс, а вторая половина останется на судне под командованием моего помощника.
— Но, капитан, мои люди потеряли много сил, некоторые больны… Они не могут находиться в снеговых юртах… без лекарств… без врача!..
— Перевезите их сюда, доктор Желен окажет им помощь, а к лету все поправятся!
— Им нельзя так долго находиться в этом климате… Пожалейте их, измените свое решение, согласитесь плыть в Европу, как только позволит
— Ваша настойчивость, сударь, меня удивляет! Может быть, вы просто не хотите, чтобы я продолжал исследовать Заполярье? Боитесь, что я окажусь победителем? В общем, преследуете свои личные цели?
— Нет, мною движет забота о людях!.. Что же касается личных целей…
Прегель стал что-то сбивчиво объяснять, поняв, что д’Амбрие разгадал его хитрость.
— Тогда давайте сделаем так, — вдруг оживился д’Амбрие. — Положение у меня трудное, но у вас и того хуже. Вы хоть и выиграли начало сражения, плодами победы воспользоваться не сможете.
Не лучше ли вместо того, чтобы оспаривать ничтожное превосходство, отказаться от своих преимуществ, точнее, соединить наши силы для общего дела!
Наше предприятие грандиозно, и славы от его успеха хватит не то что на двух человек — на две страны!
Давайте же вместе пробивать путь туда, куда еще не ступала нога человека! В общем, я предлагаю учредить франко-германскую экспедицию к полюсу на благо наших стран! Тогда, по крайней мере, наши старания не будут напрасными!
Столь пламенная речь могла тронуть кого угодно, только не Прегеля.
Немец посмотрел на капитана «Галлии» своими колючими глазами и после некоторого молчания сказал:
— Капитан, я не откажусь от своего предложения, каким бы заманчивым ни казалось ваше! Итак, вы согласны на мои условия?
— Будьте осторожны, сударь!.. После того что предложил я, ваши слова звучат оскорбительно!
— Я не собирался вас оскорблять, но дело есть дело, и я не упущу своей выгоды.
— Хватит! Кончим на этом! Я не позволю ставить мне условия!
— Это ваше окончательное решение?
— Да!
— Хорошо, я подожду, пока нужда заставит вас быть более сговорчивым.
— Вам долго придется ждать!
— Меньше, чем вы думаете… Голод — великая сила! Он заставляет трезво смотреть на вещи.
— Напрасно вы на это надеетесь! Ничто, даже голод, не заставит меня принять ваши позорные условия! И вы в этом убедитесь, уважаемый господин Прегель!
— Капитан, вы ответите перед человечеством за те страдания, на которые обрекли своим упрямством обе команды.
— Хотелось бы знать, как вам пришла в голову такая гуманная мысль?
— Мне надоело с вами спорить!
— Тактика ваша известна, она типично немецкая. Пользуясь преимуществом, давить на психику соперника. Рано или поздно он все равно уступит. Есть у вас еще один козырь: вина перед человечеством за страдания ближнего.
Только здесь у вас ничего
Тем более французские моряки! Они никогда не сдаются. Прощайте, капитан, и помните о моих словах!
ГЛАВА 10
Немецкая логика. — Маленькая дипломатическая ложь. — Благородное негодование боцмана. — Твердое решение. — Последние приготовления. — Помощь свыше. — Флотилия на Меду. — Грабители. — Тяжелое действие. — Закрытие люков. — Прощальный салют. — Флаг на большой мачте. — Последний взгляд. — Взрыв.
После визита на «Галлию» настроение у Прегеля испортилось, однако надежды он не потерял.
Немец, собственно, и не рассчитывал, что капитан д’Амбрие сразу примет его предложение. Это была, как говорится, проба сил. Теперь, по крайней мере, у Прегеля будет время обдумать дальнейшие действия. Ничего, голод вынудит француза стать сговорчивее, теперь Прегель знал точно, что запасы провизии у д’Амбрие на исходе. Но не так-то легко отказаться от честолюбивых планов и везти в Европу соперника на своем корабле. Надо набраться терпения, не так долго осталось ждать. Красивые слова, громкие фразы, благородный гнев — все это не имеет значения.
Все равно, как только начнется ледоход, гордый француз прибежит и будет униженно просить о помощи. Прегель не откажет ему, но своего не упустит.
С такими мыслями возвращался немец в свой лагерь. Он заметно повеселел.
Среди его людей не было тяжело больных. Кто-то отморозил нос, кто-то руки, но цингой никто не страдал. Так что немец явно преувеличивал, живописуя всякие ужасы.
Д’Амбрие тем временем собрал экипаж, чтобы рассказать о своем разговоре с немецким капитаном, но не успел рта раскрыть, как со своего места поднялся боцман Геник Тергастель.
— Прошу прощения, капитан, — прокашлявшись, сказал он, — собираюсь говорить, когда меня не спрашивают, но хочу заявить от имени всего экипажа, что этот треклятый немец — мерзавец и камбузная крыса, пират, висельник, недостоин называться моряком!
— Он не моряк, мой милый Геник, а географ, — заметил капитан.
— Вот и хорошо! Значит, сухопутная сволочь!.. Мы слышали ваш разговор, капитан. Не подслушивали, так получилось… Слышали, что эта немецкая крыса хочет на нашем корабле отправиться в Европу вместе со своей компанией, требует, чтобы мы отказались от нашего намерения водрузить французский флаг на оси Земли, где еще никто не бывал! Когда он это говорил, у нас у всех было одно-единственное желание — выцарапать ему его нахальные буркалы!