Франклин Рузвельт
Шрифт:
В центральной советской прессе 25 декабря 1933 года появилось интервью, которое Сталин дал московскому корреспонденту газеты «Нью-Йорк таймс» Уолтеру Дюранти, цинику и подхалиму, оправдывавшему все деяния большевистского «великого кормчего», отрицавшему кровавый характер раскулачивания и голод в СССР. Довольный как поведением Дюранти, так и установлением официальных отношений с США, весьма выгодных для СССР с экономической точки зрения, диктатор специально готовился к этому интервью, поскольку, отвечая на вопросы журналиста, употреблял даже обычно несвойственные его речи термины: «Рузвельт, по всем данным, решительный и мужественный политик. Есть такая философская система — солипсизм, заключающаяся в том, что человек не верит в существование мира и верит только в свое я. Долгое время казалось, что американское правительство придерживается такой системы и не верит в существование СССР. Но Рузвельт, очевидно, не сторонник этой странной теории. Он реалист и знает, что действительность является такой, какой он ее видит» {386} .
На что рассчитывал Сталин, столь лестно отзываясь об одном из «капитанов капиталистического мира»? Он отлично понимал, что, несмотря на социальные бури, революция Соединенным Штатам не грозит. В Рузвельте он действительно видел реалиста, прагматика, готового сотрудничать с его режимом при условии, что он не будет активно вмешиваться в дела других стран.
Восьмого января 1934 года Трояновский вручил Рузвельту верительные грамоты. Президент выразил надежду, что взаимоотношения будут развиваться на благо всеобщего мира. В следующие месяцы Рузвельт несколько раз принимал советского полпреда, один раз даже будучи больным, лежа в постели {387} .
Однако постепенно внимание президента во внешнеполитической области отвлекалось от советского направления. Трезвомыслящий и прозорливый Буллит информировал свое правительство об укреплении в СССР автократического режима, особенно после произошедшего 1 декабря 1934 года убийства С. М. Кирова, пытался внушить мысль о том, что СССР — ненадежный партнер. Буллит рекомендовал воздержаться от интенсивного развития отношений с СССР, по существу, заморозить их, хотя и не доводить до полного прекращения. Многие донесения дипломата перехватывались советскими спецслужбами, и взаимоотношения Кремля с ним вскоре стали весьма напряженными. Оценки Буллита явно не соответствовали настроениям, господствовавшим в это время в Белом доме, ибо Рузвельт рассчитывал продолжать игру на советском поле. В 1936 году президент сместил посла.
Тем временем зашли в тупик американо-советские переговоры о кредитах. Представители Госдепартамента ссылались на решение конгресса о том, что США не предоставляют кредитов странам, не расплатившимся по прежним долгам. А за правительством СССР числились «унаследованные» долги царского и Временного правительств {388} . 30 апреля 1934 года Трояновский по этому поводу посетил Рузвельта, просил его вмешаться в переговоры, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Но президент полностью поддержал жесткую позицию Госдепа.
Временами, казалось, отношения вновь поворачивались в благоприятную сторону. Буквально взрыв восторга вызвал беспосадочный перелет с территории СССР в США протяженностью 8504 километра, осуществленный советскими пилотами В. П. Чкаловым, Г. Ф. Байдуковым и А. В. Беляковым. 20 июня 1937 года их самолет АНТ-25 благополучно приземлился в городе Ванкувере, штат Вашингтон. Летчики объехали всю страну, их встречали цветами и объятиями. В Белом доме их тепло принял Рузвельт, заявивший, что они приблизили СССР к США {389} . А ведь в это время в СССР шла кровавая всеобщая чистка, получившая название Большого террора, когда каждая семья ожидала, что в эту ночь может лишиться кого-то из своих родных и близких! Американского президента эти события могли волновать главным образом с той точки зрения, что они ослабляли тоталитарное общество.
Разумеется, Рузвельт нуждался в достоверной информации об СССР. В то же время он подспудно желал, чтобы эта информация была по возможности позитивной, чтобы оправдать не только дипломатическое признание, но и усилия по привлечению СССР к системе коллективной безопасности в Европе и к совместным действиям против агрессии Японии.
В беседах с Трояновским президент расспрашивал о Ленине и особенно о Сталине. Понимая, что посол будет восхвалять большевистских вождей, он интересовался ими как ораторами, надеясь, очевидно, что у полпреда вырвется какое-либо живое слово, которое послужит более объективному представлению о них. Чтобы расшевелить Трояновского, Рузвельт рассказывал, что сам старается в выступлениях поменьше употреблять слова романского происхождения, оперировать главным образом англосаксонской речью. Обращал он внимание и на то, что в своих предвыборных выступлениях никогда не упоминал фамилию оппонента. «Зачем, — говорил президент, — создавать ему лишнюю рекламу?» {390} Можно полагать, что Трояновский не поддавался на рузвельтовские «провокации», ибо благополучно пережил Большой террор и окончил свои дни в собственной постели в 1955 году.
Рузвельту требовалась такая кандидатура на пост посла в СССР, которая была бы связана не столько с бюрократическими дипломатическими службами, сколько с ним самим. Находкой оказался Джозеф Дэвис, адвокат и бонвиван, собиратель художественных ценностей, супруг известной владелицы мощной корпорации по производству пищевых продуктов Марджори. Пост, которая и привила ему пылкую страсть к коллекционированию. Дэвис был связан с Демократической партией еще со времен Первой мировой войны и хорошо знаком с Рузвельтом, играл с ним в гольф и встречался на вечеринках.
Двадцать пятого августа 1936 года Дэвис был приглашен на завтрак к президенту, во время которого ему и было сделано предложение поехать в Советский Союз. «Он хотел бы, чтобы я в качестве посла в Москве глубоко проанализировал всё положение, особенно в отношении боеспособности СССР», — записал будущий посол в дневнике, подчеркивая свою преимущественную связь с президентом, а не с Госдепартаментом {391} .
Беспринципный и своекорыстный Дэвис сразу понял, как следует вести себя в советской столице. Прибыв в Москву в январе 1937 года, он сразу же стал посещать заседания второго «открытого» судебного фарса над бывшими оппозиционерами и другими лицами (такое привязывание случайных людей Л. Д. Троцкий именовал «амальгамой»). Одновременно он вместе с супругой стал обследовать комиссионные магазины и скупать произведения искусства и антиквариат. Сигнал был правильно истолкован. Дэвис стал получать художественные «подарки» огромной музейной ценности от Молотова и его жены. А в качестве благодарности он стал направлять Рузвельту донесения, прежде всего о судебных процессах, полностью оправдывающие сталинский Большой террор. Он делал вывод, что обвинения соответствовали действительности — в СССР был разоблачен заговор с целью свержения правительства. Попутно Дэвис рассыпался в комплиментах Сталину, которого характеризовал как человека простого, трудолюбивого, обладающего большим умом.
Некоторые авторы, включая биографов Дэвиса, пытаются в какой-то мере оправдать его поведение наивностью, слабым знакомством с советской действительностью и уж во всяком случае не связывая его оценку происходивших в СССР событий со страстью к коллекционированию. Но эти суждения не выдерживают критики. Дэвис был опытным юристом, отлично понимал, что на московских процессах 1937—1938 годов отсутствовали какие-либо доказательства вины подсудимых, вполне сознательно замалчивал либо фальсифицировал происходившее на этих процессах. Точно так же он в целом приукрашивал внутреннюю ситуацию в СССР и его внешнюю политику, являясь скорее представителем интересов Сталина в США, а не наоборот. К сказанному можно лишь добавить, что в мае 1945 года благодарный «вождь народов» удостоил Дэвиса ордена Ленина и это был единственный в мире зарубежный дипломат, получивший высшую советскую награду.
С течением времени Рузвельт стал всё больше прислушиваться к голосам журналистов и других объективных наблюдателей, всё меньше доверять информации посла. Видимо, последней каплей, переполнившей чащу его терпения, был прием Дэвиса Сталиным 5 июня 1938 года, на котором тот преподнес послу собственный портрет с надписью. Вслед за этим Дэвис был переведен на малозаметный пост посла в Бельгии, а через два года отозван в США {392} .
К сожалению, в советской исторической литературе, посвященной США, можно встретить восхваления Дэвиса с его «глубокими оценками» советской действительности, призывами к активному сотрудничеству со сталинским режимом. В монографии В. Л. Малькова вообще не упоминается ни о «подарках», которые посол получал от советского правительства, ни об оценке им Большого террора, как будто этих сторон его незавидной деятельности не существовало. Мальков чуть ли не восторженно описывает характерные для донесений Дэвиса «самостоятельный анализ европейской ситуации, сложившегося соотношения сил, позиции сторон», указания на «динамичность его (СССР — Г. Ч.)развития», которая «превосходит всё, известное ранее», ни словом не упоминая о сильном приукрашивании послом советских реалий {393} .