Франкский демон
Шрифт:
Храмовник удивился:
— А за что же ещё?
— За искренность, — пояснил король, и тут только приглашённый уразумел, что даже говорить — тяжёлое испытание для Бальдуэна, между тем сейчас он, как никогда, нуждался в собеседнике. — Они полагают, что вкупе со способностью лицезреть их лица я также лишился возможности заглядывать в их души. Они ошибаются. За тот недолгий век, что отпустил мне Господь в этом мире, я стал стариком. Утратив зрение, я вижу их куда лучше, чем раньше, ибо, подобно любому из мудрецов, ведаю их помыслы... — Король сделал паузу, и Жослен также молчал, прекрасно понимая, кого тот имел в виду, говоря «они» и «их помыслы». — Нет ни одного достойного. Ни одного. Мой зять старше меня двумя годами, но он — вздорный бесхарактерный мальчишка, добыча
После этих слов Бальдуэн вновь умолк и, отдохнув немного, продолжил:
— Мой родной дядя думает только о собственном кармане и барышах. Одна отрада, что граф Эдесский, кажется, вышел наконец-то из-под влияния моей матушки, совершенно ослепшей от ненависти к баронам, и начал совершать хоть сколько-нибудь разумные поступки. Он, по крайней мере, сообразил, сколь пагубна ссора между пэрами, и первым протянул руку графу Раймунду. У меня появилась хоть слабая надежда, что после смерти моей они не перессорятся. — Боль душевная пересиливала боль физическую, Бальдуэн воскликнул: — Неужели они не понимают, как важно сохранять мир до нового Великого похода?! — И безнадёжно добавил: — Только вот когда наконец он состоится?! Миссия наших магистров и патриарха, как вам известно, не увенчалась успехом.
Храмовник кивнул; все уже знали, что высшие духовные особы Утремера тщетно потратили время и деньги, призывая западное рыцарство к новому массовому вооружённому паломничеству. Как короли Франции и Англии, молодой Филипп Август и до времени состарившийся Анри Плантагенет, так и правитель Священной Римской империи рыжебородый рубака Фридрих, отделались обещаниями и денежными подачками. Генрих, например, пожертвовал очень большую сумму тамплиерам, дабы те молились за помин души святого Томаса. Однако ни один монарх и не подумал сдвинуться с места. Единственными знатными рыцарями, взявшими крест, оказались Конрад Монферратский и его отец, маркиз Гвильгельмо Старый, первый свёкор принцессы Сибиллы и дед наследника престола, маленького Бальдуэнета. Конрад, впрочем, отстал по дороге; неотложные дела задержали его в Константинополе... на два с половиной года [85] .
85
Речь идёт об архиепископе Кентерберийском Томасе Беккете, убитом, как считается, по приказу короля Англии Генриха (Анри) Второго Плантагенета в 1170 г. Деньги эти английский король не отдал храмовникам, а дал, то есть как бы положил в банк, поскольку те были известны как самые лучшие процентщики во всем христианском мире. Генрих предполагал использовать свой вклад на нужды крестового похода, отправиться в который поклялся ещё в 1177 г. Впоследствии тамплиеры отдали эти деньги королю Иерусалима. На них снарядили двести рыцарей, участвовавших в битве при Хаттине.
Конрад де Монферрат прибудет в Утремер в середине июля 1187 г. и сыграет весьма примечательную роль в истории Левантийского царства.
Ряды посланцев Бальдуэна поредели, обратно в Иерусалим вернулись только двое из троих, Ираклий и Рожер де Мулен, старик Арнольд де Торрож скончался в пути. Тамплиеры после бурных дебатов, вызванных обсуждением кандидатур двух претендентов на освободившийся пост — гранд командора Иерусалима, казначея Дома Жильбера Хрипатого и сенешаля Жерара, избрали своим новым главой последнего. Это означало, что теперь врагом Раймунда становился, ни больше ни меньше, весь орден Храма. Едва ли подобный расклад добавлял радости умиравшему королю, который думал о единственном преемнике, которого мог теперь назначить после себя [86] .
86
Арнольд де Торрож умер 30 сентября 1184 г. в Вероне. Гранд командор Жильбер (Gilbert Erail), которому братия в тот раз предпочла Жерара де Ридфора, со временем все же добился своего. Позднее (в 1189 г.) он стал магистром Прованса и Испании, затем (1190—1193) магистром Западных провинций (maistre еп Occident), а уж потом, наконец, магистром Храма (1193—1201).
— Вот что я решил, шевалье Жослен, — начал он после очередной паузы. — Возьмите на столике пергамент, чернильницу и перо.
— Осмелюсь спросить, сир, это ведь будет черновик?
— Да.
— Так, может, лучше взять церу?
— Я сам знаю, что лучше, берите пергамент, — повышая голос, потребовал король. — Пишите по-латыни следующее: «Я, Бальдуэн, милостью Божией... — Когда Храмовник написал традиционную формулу, монарх продолжал: — Желаю, чтобы все члены
— Я пишу, сир, — проговорил Жослен.
— Но я не слышу, как скрипит перо.
— Оно... оно засорилось, государь...
— Господи ты Боже мой! — в сердцах воскликнул король. — Отчего, когда произносишь имя Раймунда де Триполи, у всех немедленно что-нибудь случается?! Точно имя дьявола упоминаешь!
Он хотел добавить ещё: «Немедленно пишите, шевалье, или я велю выгнать вас вон!» — но, подумав, что никому не станет от этого лучше, спросил устало:
— Что вы написали?
— Регентом королевства и попечителем юного короля сделают графа... — отчеканил Храмовник и добавил: — Потом перо...
— Хорошо, — перебил его Бальдуэн. — Поскольку это всё равно черновик, вычеркните слово «попечителем». Довольно с графа и регентства. Напишите так: «Прокуратором Святого Града Господня и всего королевства латинян да изберут они графа Раймунда... — да, не забудьте проставить все его титулы и написать, что за труды ему на период исполнения государственных обязанностей будет пожалован город Бейрут с пригородами. — Попечителем же юного короля пусть сделают моего дядю, сенешаля графа Жослена Одесского...» Так и в самом деле лучше, — подытожил он. — Если мальчик, да защитит его Господь, умрёт, графа, по крайней мере, нельзя будет обвинить в злом умысле.
Рыцарь, старательно фиксировавший волю короля, не расслышал его последних слов и спросил:
— Простите, ваше величество, что вы сказали?
— Если Всевышнему будет угодно призвать моего наследника к себе до достижения им возраста, подобающего для самостоятельного правления... Это тоже надо записать, но постойте пока... — Бальдуэн задумался. Он представил себе тщедушного семилетнего мальчика и уточнил: — До достижения им десятилетнего возраста, пусть граф Триполи остаётся бальи до тех пор, пока четыре величайших государя Европы: апостолик римский, короли Англии, Франции и император Рима — не соберутся на суд и не изъявят своего решения поддержать права той из дочерей моего отца короля Аморика, которую сочтут наиболее достойной трона Иерусалима.
— Но её высочество принцесса Сибилла — ваша сестра, государь? — напомнил Жослен, видимо решив, что король забыл о данном факте. — Она старшая из дочерей вашего батюшки, покойного короля Аморика.
— Но не единственная, — уточнил Бальдуэн. — К тому же, надеюсь, до этого не дойдёт. Да поможет нам Господь, да продлит он дни моего преемника, да пошлёт согласие между баронами. — В последнее, судя по его дальнейшим словам, умирающий правитель Святой Земли верил меньше всего. — И ещё, — продолжал он. — Пусть изготовят специальный ковчег и переложат в него королевскую инсигнию, дабы в случае безвременной кончины моего племянника ни одна из... ни одна из клик... Этого не пишите, шевалье. Напишите, что я желаю, чтобы у ковчега этого было три замка, как тогда, когда мы делали специальный сбор для борьбы с язычниками. Может быть, можно использовать один из них... [87]
87
В феврале 1183 г. был объявлен специальный однопроцентный налог на движимое имущество всех свободных граждан королевства, за исключением баронов и клира, которым полагалось платить два процента. Деньги с южных провинций королевства свозились в Иерусалим, с северных — в Акру, где перекочёвывали в сундуки, каждый из которых имел три замка. Один ключ был у патриарха, второй у настоятеля церкви Святого Гроба, третий у коменданта Башни Давида и т. д.
— Но... зачем, сир? Корона ведь не деньги?
— Хуже, — тихо произнёс король, — куда хуже. Пусть один из трёх ключей хранится у патриарха, второй — у магистра Госпиталя, а третий — Храма. Вот и всё, дальше не пишите. Надеюсь, вам понятно, что если даже двое из них, например, магистр Жерар и патриарх, сговорятся и решат в нарушении клятвы предпринять какие-то действия, чтобы самостоятельно решить проблемы наследования престола, то они вряд ли смогут подбить на такое дело магистра Рожера. С другой стороны, и графу Раймунду окажется нелегко получить знаки королевской власти, если он вздумает захватить корону.