Франсуаза Фанфан
Шрифт:
У подножия маяка мсье Ти, на вершине скалы, Фанфан напустила на себя равнодушный вид и обратилась к Жаку:
– Скажи ему…
– Нет, скажи сама.
– Ну ладно… Мы с Жаком через полгода поженимся и хотели бы, чтобы ты был одним из свидетелей. Согласен?
Перед нами был обрыв. Внизу, метрах в ста, – острые скалы. На какой-то миг мне захотелось столкнуть их с обрыва. Я даже шагнул к ним, но потом отступил. Мою голову пронзила такая мысль: если Жак станет ее мужем, место любовника останется вакантным; разве муж не спасает любовника от повседневности, которая
– Да, – с улыбкой ответил я.
Немного погодя, по дороге обратно в гостиницу, эта мысль вызвала у меня полное отвращение. Я понял, что подобные расчеты приведут меня в трясину вроде той, что всех засасывает в Вердело; и в то же время мне открылись правила игры, которую ведут мои родители. Подумалось, что они вечно пытались быть любовницей и любовником кого-то еще, кого на самом деле не любили. Моя мать слишком любила моего отца, чтобы относиться к нему как к мужу, и не хотела, чтобы он ее воспринимал как супругу. Настоящими мужьями моей матери были ее любовники, а вот у отца вообще не было жены, даже среди любовниц.
Я решительно отбросил те рассуждения, которые вызывали у меня панику в отрочестве, и теперь не знал, какова же моя роль в отношении Фанфан.
В ночь с субботы на воскресенье я снова был вынужден слушать слишком шумные проявления страсти. Забившись под одеяло, я скрежетал зубами, пока Фанфан не затихала. Жак не был замухрышкой.
За эти часы я познал такое отчаяние, при котором мысль о самоубийстве не представляется нелепой. Наконец, около полуночи, я постучал кулаком в переборку. Шум прекратился. Мне хотелось верить, что стук смутил Жака и у него пропал весь пыл.
Назавтра мы вернулись в Париж. Я пообедал один в кафе, расположенном в первом этаже «нашего» дома, впадая в отчаяние оттого, что установил зеркальное стекло в переборке и теперь должен каждый вечер наблюдать, как они принадлежат друг другу. Я не осмеливался пойти спать, потому что боялся застать их любовные забавы в самом разгаре. Я видел, как Жак вошел в дом. В полночь хозяин кафе заявил мне, что заведение закрывается.
Я медленно поднялся по лестнице, открыл свою дверь, растянулся на кровати, запретив себе заглядывать в зеркальное стекло, и уткнулся носом в подушку.
Но внимание мое привлек любопытный разговор. Слова долетали до меня через отверстие в вентиляции, которое я забыл закрыть заглушкой. Жак бормотал что-то пьяным голосом.
– Нет! – крикнула Фанфан. – Давай сматывайся!
– Черта с два! – заорал он. – Две ночи ты притворяешься, будто спишь со мной, возбуждаешь меня своими стонами, а я не имею права и прикоснуться к тебе!
– Жак, ты слишком много выпил. Оставь меня в покое. Я попросила тебя оказать мне услугу, только и всего.
– Значит, мы уже не женимся? – грубо захохотал он.
– Ты очень хорошо сыграл свою роль. Я тебе очень благодарна, так как получила то, чего хотела. Александр ревнует и вот-вот сломается. А теперь кончай эту комедию.
Ощутив неземное блаженство, я поднял голову и стал смотреть на сцену, разыгрывавшуюся в соседней комнате.
– Ну, топай! – властно повторила она. Жак лягнул дверь и снова захлопнул ее.
– Паскуда! Ты меня наярила, и я тебя покрою.
Он схватил Фанфан и попробовал повалить ее на кровать, она коленом ударила его в низ живота. Он закатил ей яростную пощечину – она его укусила; они скатились на ковер.
Как мне поступить? Я мог вмешаться. Ключ от комнаты Фанфан оставался у меня; но как я оправдаю свое появление? Жак задрал подол Фанфан. Тогда я взял ключ из ящичка бюро. Фанфан удалось вырваться; он притиснул ее к зеркалу. Я увидел ее сплющенное о стекло лицо – она как будто смотрела на меня.
Не раздумывая, я выскочил на площадку, открыл дверь комнаты Фанфан и бросился на верзилу Жака, который пытался забраться ей в трусики.
– А этот как сюда попал? – процедил он сквозь зубы и поднялся на ноги.
Вместо ответа я ударил его головой в лицо. Из разбитого носа потекла кровь. Я схватил его за плечи, вытолкал на лестничную площадку и захлопнул дверь. Фанфан встала и, не говоря ни слова, прильнула ко мне; оба мы дрожали мелкой дрожью.
– Сестренка… – пробормотал я, – кажется, твой брак расстроился.
– Но что ты здесь делаешь?
– Мне приснилось, что кто-то пытается тебя изнасиловать. От этого я проснулся, и у меня возникло чувство, будто этот кошмар вот-вот станет явью. Тогда я прибежал сюда, – быстро сообразил я.
Фанфан намекнула, что подобная интуиция возникает, только когда два человека по-настоящему любят друг друга.
– Любовью брата и сестры, – улыбаясь, сказал я. Она заявила, что продолжает беспокоиться и лучше бы я остался у нее до утра, но я поскорей ушел восвояси.
– Мне завтра утром очень рано вставать… Слишком страшно мне было остаться с ней. В ее глазах я был Очаровательным Принцем, упавшим с неба, чтобы спасти ее. Мне очень пригодилось такое утешение после всех моих слез, пролитых из-за Фанфан.
Вернувшись к себе, я посмотрел на нее сквозь зеркальное стекло. Она была именно той, ради которой я жил. То, чего она добилась от Жака на весь уик-энд, свидетельствовало о ее способностях, которые до поры до времени дремлют в людях: ее взгляд облагораживал вещи и людей.