Франсуаза, или Путь к леднику
Шрифт:
9
Музей гигиены успел в прошлой жизни своей побывать Домом санитарного просвещения, хотя это был никакой не дом, а дворец, роскошный дворец, изначально принадлежавший меценату и как раз просветителю - не по части санитарии, правда, а по части высоких искусств. В залах, где некогда принимали именитых гостей, теперь выставляются заспиртованные эмбрионы, «скелеты плодов человека», чучело павловской собаки, с торчащей из живота фистулой, муляжи испорченных продуктов, например, «колбаса вареная с плесенью», «картофельная болезнь хлеба на третий день», «творог -
Музей не настолько большой, чтобы в нем разминуться, если назначена встреча. Адмиралов пришел раньше условленного времени, и не думал, что Любовь еще раньше придет. Она же стояла у витрины с чучелами грызунов, распространителей инфекционных болезней, и присутствие другого заметила первой:
– Андрей!
– Люба, вы здесь?
– отвернулся от головки комара Адмиралов.
– Кроме нас никого нет, - сказала, улыбаясь, Любовь.
– А я?
– спросила пожилая служительница (определенно, было ей скучно).
Музей санитарной гигиены не относится к числу чересчур популярных среди широких слоев населения. Приходят сюда, как правило, коллективно, специально организованными группами - студенты медицинских училищ, мед. институтов, участники мед. конференций. Большую часть времени залы музея остаются пустыми. Одиночки нечасто ходят в этот музей. Иной родитель приведет сюда малолетнего сына, и не иначе как с воспитательной целью - показать заспиртованных аскарид, дабы мальчик мыл руки перед едой и не брал в рот всякую дрянь. Иногда забредают сюда любители загробной экзотики, латентные некрофилы, этих привлекает особый эксклюзив, наподобие тех двоих естественно замумифицированных, выставлявшихся некогда на витрине. Любовь не относилась к этой категории посетителей, она всего лишь была любопытна. А то, что трупы те уже изъяли из фондов музея, она не знала.
Адмиралов догадался, что перед его появлением говорили о тех экспонатах, потому что служительница, как бы в продолжение разговора, обратилась к нему:
– Наше дело небольшое, никто не обижает покойничков вот и хорошо, вот мы и довольны... Главное, чтобы здесь привидения не ходили... по ночам...
– Неужели ходили?
– Те двое? Да как вам сказать... Всякое говорили. Я не видела. А на кладбище им, конечно, спокойнее будет, это верно.
– Так их снова на кладбище отвезли?
– удивилась Любовь.
– Того уже кладбища нет, - нотка мрачноватой значительности прозвучала в голосе служительницы музея.
– На другое, получается, кладбище, да?
– приставала Любовь с вопросами.
– Или куда? Интересно.
– Откуда ж мне знать, куда? Нам, куда, руководство не докладывает. Вроде бы за них немцы заступились. Они ж с лютеранского кладбища были. Двести лет в склепе пролежали. А здесь всего-то лет тридцать каких-то... Говорят, их немцам отдали, только я вам этого не говорила.
– Знаем, знаем про немцев. Была я на выставке доктора Хагенса, видела пластинаты... Бррр.
– Люба, - сказал Адмиралов, - у вас очень специфический интерес.
– Ничего подобного. Я как раз не люблю ничего такого... Просто я любопытна... немного.
– А чем вы занимаетесь, Люба?
– Груммингом, триммингом... Стригу вот таких же, - Люба кивнула на павловскую собаку.
– Только живых.
– Она почти живая, - сказала служительница.
– Видите, лампочка? Если включить, из фистулы будет выделяться желудочный сок.
– По-настоящему?
– Как бы по-настоящему, - сказала служительница.
– Но мы сейчас не включаем. Она не заряжена.
– Идемте отсюда, - сказала Люба Андрею Андреевичу.
Они подошли к витрине, экспонаты в которой иллюстрировали пагубность пороков табакокурения и алкоголизма.
В двух стеклянных сосудах находилось по сердцу: в одном - алкоголика, в другом, для сравнения - здорового человека. Оба как будто выцвели на солнце, но сердце алкоголика было больше в объеме.
Легкое курильщика было похоже на кусок асфальта.
Просто на кусок асфальта.
Адмиралов и Любовь молча смотрели на легкое курильщика. Сказать о нем было нечего. Похоже на кусок асфальта. И все.
– Все?
– спросила Любовь.
– Посмотрели? Можно идти?
– Пожалуй.
– Идите, вон туда. Там болезни позвоночника. Там ваша грыжа.
Любовь не интересовалась дефектами позвоночника, она отправилась в другой зал.
Адмиралов убрал руки за спину.
В отличие от сердца алкоголика и легкого курильщика, явленных в натуральном виде, шейный отдел позвоночника, пораженный грыжей, был представлен в виде макета. Объект - и прежде всего белизной позвонков - сразу вызвал у Адмиралова недоверие. Согласно поясняющей надписи межпозвоночная грыжа чаще всего возникает при пренебрежении нормами гигиены труда. С Адмираловым было не так. Исторически с ним все сложилось иначе. Эта якобы грыжа к тому, чем он обладал, отношение имела весьма отдаленное. Разглядывая муляж, он испытывал противоречивые чувства: был немного разочарован и в то же время удовлетворен. В очередной раз он не находил аналога своему достоянию.
Тут она о себе и напомнила - его собственная, родная. Резко заныли плечо и предплечье.
– Перестань, Франсуаза!
– строго сказал про себя Адмиралов. Неужели заревновала? Но к кому?
– к муляжу? к фантому? к нелепому образу? Он почти рассердился. Нашла к чему ревновать! И тут так в шею кольнуло, - вот стерва!.. И сразу же - за стерву еще раз - куда посильней! Сжав зубы. Адмиралов повернул голову непроизвольно. Она заставила его отвернуться!
От соперницы - отвернуться!
Будто он другою грыжей увлекся!
Любовь подошла.
– Ну как? Похожа на вашу?
– Ничуть!
– произнес Адмиралов, глядя в сторону - в угол, на чей-то гипсовый бюст.
– Идите в тот зал, там такое увидите! Дореволюционный кабинет дантиста! Зубосверлильня с ножным приводом - как швейная машинка! Потрясающе! Мечта инквизитора!
Не хватало, чтобы еще зубы заболели.
Плечо и без того ныло, как больной зуб.
– Вам нужна собачья шерсть. Будете носить шарфик из собачьей шерсти, и все пройдет.
– Достаточно. На воздух хочу.