Франсуаза, или Путь к леднику
Шрифт:
Выступление доктора Фурина произвело большое впечатление на группу. Взволновал курильщиков не столько вид неподдельной язвы желудка, сколько размер таблиц прейскуранта и деловой стиль предложения. Внутренние органы различались по цене в виду не только их разновидности, но и их, как там сказано было, степени деградации - причем существенно. К сделке, при всей ее привлекательности, в эту минуту никто не был готов, но было бы грех пренебречь возможностью оценить свою негаданную востребованность, примеряя содержание соответствующих граф на предположительное состояние родных внутренностей. Прикидывали, у кого и что стоит дороже.
– Но об этом вы подумайте на досуге,
Став младенцами, курильщики реагировали на коммерческое предложение по-разному: одни брезгливо морщились и говорили «фу-фу», другие хихикали, третьи демонстрировали испуг и пытались спрятаться за спинами товарищей.
Наконец доктор Фурин велел повзрослеть.
Повзрослев, стали прощаться.
Валентин (леопард, Рим, ярко-багровый) спросил доктора Фурина, уходя, про язву:
– Вы это из дома принесли?
– Разумеется. Это очень ценный экспонат.
– А почему здесь не храните?
– Я же сказал, это лично моя язва. Я только на первом занятии демонстрирую язву. К тому же я еще читаю лекции в двух местах, язва у меня должна быть под рукой.
Адмиралов и Люба шли к метро. Люба говорила:
– Знаете, я уже давно курю без всякого удовольствия, почти с отвращением. А что же это за удовольствие - без удовольствия курить? Я ж сюда за тем и обратилась, чтобы они меня от страхов избавили, чтобы мне курение снова радость приносило, как прежде. А мне сказали, что это в их программу не входит, проще вообще меня от сигареты отучить. Вот я и согласилась. Чувствую, что только комплексы мои усугубят. Зачем я только сюда пошла? Я курить хочу. По-человечески, с удовольствием. А вы здесь почему? Ничем не больны?
– Где ж вы здорового видели?
– Это да, - согласилась Любовь.
– У меня межпозвоночная грыжа, - охотно доложил Адмиралов.
– От курения?
– Нет, не думаю.
– Ну так и курили бы себе, подумаешь - грыжа.
– Межпозвоночная, - уточнил Адмиралов и добавил: - Грыжа - это грыжа.
– Вы пойдете в музей?
– Еще не решил.
– Мне этот музей даром не нужен. Мне и без музея курить тошно. Но придется идти, на легкие заспиртованные смотреть...
– Не ходите.
– Ага, такие деньги заплатила за курс... Пусть уж все по программе будет.
– Меня в музее интересует не это.
– А что? Мумии?
– Какие мумии?
– Вы не знаете? Там два трупа выставлены, естественно мумифицировавшиеся. Их когда-то на кладбище откопали, в Мартышкино, это, кажется, под Петергофом, вот и выставили, потому что они не истлели, а мумифицировались в естественных условиях...
Адмиралов не спешил отвечать. Он думал не о трупах, а о своем.
О чем он думает?
– подумала Люба.
– Хочу на позвоночник посмотреть, - сказал Адмиралов, - особенно на отдел шейных позвонков. На грыжу.
– Да зачем вам грыжа в музее, у вас своя есть.
– Хочу, - твердо сказал Адмиралов.
– Пойдемте вместе, а то одной страшно.
8
Лук? По запаху - лук.
Мать вернулась на кухню дожаривать.
Дина повесила пальто, прошла за ней следом, положила коробку на стол: «К чаю».
– Я с ним уже третий день не разговариваю, - сказала мать, помешивая ножом на сковородке.
– По дому не делает ничего, а меня обвиняет. Почему я ему о Витькиной годовщине не напомнила. Сам не помнит, а я виновата.
– Вы так живете, словно у вас впереди вечность, - отозвалась Дина, уходя в ванную.
Моя руки, придирчиво рассматривала раковину - была она в пятнах: моются, но не моют. Зубные щетки в одном стакане одинаково неопрятны, обе. И на зеркале пятнышки от зубной пасты, это отец так чистит зубы, вставные. Дина не смотрелась в зеркало, а смотрела на зеркало, и видела не себя в зеркале, а эти пятнышки на зеркале, отражение ее с той стороны тоже глядело на эти пятнышки и видело их с той стороны, но не видело Дину.
Прошла в комнату:
– Здравствуй, папа.
Отец сидел за столом и делал вид, что смотрит телевизор. Вместо приветствия он сказал:
– Диночка, ты что-нибудь помнишь из теории вероятности?
– Нет, конечно. Я больше с теорией достоверности дружу. Работа такая.
– Но ты ведь должна знать, когда вероятности складываются, а когда перемножаются...
– В общих чертах, папа. Никак ты математикой увлекся?
Села рядом. Он выключил телевизор.
– А почему бы и нет?
– Отец взял бумажки с тумбочки (графики, циферки, столбики переумножений...).
– По-моему, на пенсии самое время интересоваться математикой. Философией и математикой. Нет, в математике меня только один раздел интересует: теория вероятности. Просто я часто стал задумываться о закономерностях и случайностях.
– Как-то ты раньше все об истории рассуждал...
– История это история. От истории ты никуда не уйдешь. Вот послушай. Я туг выкладками увлекся. По поводу везучести и невезучести. Интересная картина получается. Вот смотри. Предположим, что в каждой человеческой жизни происходит десять главных событий. Условимся считать, что каждое событие может быть счастливым или несчастливым. Для упрощения нашей модели будем считать вероятность счастливого и несчастливого исхода для каждого события равной одной второй. Ну как бы мы подбрасываем монету: орел: решка. Вероятность того, что у нас десять раз подряд выпадет орел: сколько будет? Одна вторая в десятой степени, верно? То же со счастливым исходом для всех жизненно важных событий - одна вторая в десятой степени. Или для несчастливых - без разницы. А два в десятой степени это тысяча двадцать четыре. Округленно тысяча. Понимаешь?
– Папа: зачем ты мне это рассказываешь?
– А вот зачем. Ты только посмотри, Дин. Получается, что если мы возьмем великое множество человеческих жизней, примерно в каждом тысячном случае будет везунчик, у которого счастливые все десять главных событий. И то же с неудачниками: на каждую тысячу будет попадаться один, у которого все десять главных событий несчастливые.
– И что?
– Как что? Ты только подумай. На одну тысячу людей - всего лишь на тысячу!
– приходится абсолютный счастливец и абсолютный неудачник. Неудачник, у которого на десять главных событий в жизни ни одного с благоприятным исходом не было! Когда мы о таких случаях слышим, сразу же высшие силы вспоминаем. А ведь тут простая статистика. Или вот, посмотри, я подсчитал. Возьмем случай не столь крайний: одно несчастливое событие на девять счастливых и, наоборот, одно счастливое на девять несчастливых. Все равно, в одном случае человеку круто везет, а в другом не везет. Так вот представь себе и тот, и другой случай будет выпадать на сто две человеческих жизни. А это ж совсем немного. То есть среди наших знакомых есть вот такие счастливцы и несчастливцы. Мы какими-то причинами их везучесть или невезучесть объясняем, а все дело в обыкновенной статистике.