Фридрих Барбаросса
Шрифт:
Теперь и при королевском дворе засомневались, захочет ли папа выполнять свое обещание содействовать обновлению состава иерархов немецкой церкви. Однако и папа, и германский король были слишком заинтересованы друг в друге, чтобы из-за возникших разногласий порвать отношения. Когда в марте 1153 года Фридрих проводил в Констанце рейхстаг, туда прибыли два кардинала — легаты папы. 23 марта был заключен договор, соблюдать который стороны поклялись «без лжи и обмана». Договор предусматривал, что немецкий король не заключит без согласия папы перемирие или мир ни с римлянами, ни с сицилийскими норманнами, но приложит все свои силы для подчинения римлян власти папы. Далее король обязался защищать честь папы и владения апостолического престола от кого бы то ни было, а также возвращать эти владения, попавшие в чужие руки. Папа и король взаимно обязались не уступать Византийской империи области в Италии и не допускать вторжения туда византийских войск. Папа заверил короля, что коронует его императорской
Фридрих поставил под договором свою подпись, обязавшись на следующий год быть в Риме. Вслед за тем легаты заявили, что готовы провести по поручению папы синод, дабы привлечь к суду тех представителей имперской церкви, которые недостойны своего высокого предназначения. Фридрих с явным удовольствием принял предложение легатов и первым делом указал на архиепископа Майнцского.
Поскольку при желании всегда можно обвинить иерарха церкви, синод быстро вынес нужный королю приговор о низложении его противника. Сразу же после оглашения вердикта капеллан Фридриха Арнольд, одновременно являвшийся и начальником его канцелярии, был избран архиепископом Майнцским, а легаты утвердили его избрание. Так Майнцская кафедра была замещена надежным сторонником короля, одновременно исполнявшим и ответственную должность эрцканцлера. Епископы Эйхштедта, Хильдесхайма, Миндена и многие другие также пали жертвами папско-королевского суда. На их место заступили молодые пробсты из числа друзей Райнальда Дассельского. Ему самому также оказали честь, предложив стать епископом Хильдесхаймским, но Райнальд отказался — он метил выше.
Исполнив, вопреки ожиданиям немцев, все желания Фридриха, легаты решили, что пришло время урегулировать спор, разгоревшийся из-за избрания архиепископа Магдебургского. Однако в этом вопросе Фридрих оставался непреклонен, заявив, что здесь нечего выяснять, а Святой престол должен утвердить избрание Вихмана, рукоположив его в сан архиепископа. Несмотря на договор о дружбе и на потребность Святого престола в защите, вот-вот должен был разразиться конфликт. Напрасно Эберхард Бамбергский и Вихман прилагали усилия для примирения сторон, призывая их пойти на уступки друг другу. На смену едва установившейся дружбе неумолимо двигалась вражда, но тут Евгений III умер. Вихман в качестве королевского посланца отправился в Рим, чтобы передать новому папе Анастасию IV, весьма почтенных лет старцу, поздравления Фридриха. Когда же он попросил у него паллий, знак архиепископского достоинства, жалуемый только папой, Анастасий положил затканную золотыми нитями ленту на алтарь и велел ему взять ее, если он готов отвечать перед Богом. Вихман пребывал в нерешительности, преодолеть которую ему помогло вмешательство его спутников. Наконец паллий лег на плечи архиепископа Магдебургского, и Анастасий дал ему свое апостолическое благословение.
Это был триумф молодого короля Германии, успех, в возможность которого мало кто верил. Спустя менее года после коронации Фридриха I всевластное папство уступило его воле, хотя за королем и не стояла по-настоящему сильная держава, на поддержку которой можно было бы опереться. Искусная политика и твердая вера короля в самого себя обеспечили успех. Оттон Фрейзингенский имел основание написать: «С той поры авторитет короля заметно вырос».
Первоначальные успехи Фридриха были бы невозможны без содействия курии, обеспеченного дипломатическим искусством его соратников. В качестве единственной, но очень важной ответной услуги Фридрих должен был согласиться прибыть в Рим для получения императорской короны, чего он и сам желал, однако не мог сделать без согласия князей. Это предприятие только по форме представляло собой репрезентативный коронационный акт, а в действительности являлось самым настоящим военным походом, призванным восстановить верховную власть Империи над городами Ломбардии, подавить восстание в Риме и, возможно, помериться силами с могущественным правителем Сицилийского королевства. Без сильного войска, собранного и оснащенного при помощи князей, Фридрих не мог отправиться за Альпы.
Сколь бы велики ни были успехи, достигнутые королем в церковной политике, его обещания князьям, данные накануне коронации, оставались невыполненными, а значит, итальянский поход оставался невозможен. Успехи Фридриха могли быть сведены на нет и тем, что среди молодых кардиналов в папской курии нарастало недовольство слишком примирительной, как им казалось, политикой Евгения III и его преемника. Следовало ждать, что, когда престарелый папа Анастасий умрет, один из молодых кардиналов займет престол Святого Петра. Это место уже прочили Николаю из Альбано, урожденному англичанину, враждебное отношение которого к Империи ни для кого не являлось секретом. Приход этого расчетливого политика к управлению церковью мог повлечь за собой непредсказуемые последствия, а из дальнейшей отсрочки уже намеченного на 1154 год коронационного
Решающей в вопросе о походе в Рим за императорской короной была позиция могущественного герцога Саксонии Генриха Льва. Он соглашался принять участие в походе лишь при условии, что ему будет передано Баварское герцогство. Генрих Язомиргот, в свою очередь, клялся, что никогда и ни за что не откажется от Баварии. Задача казалась неразрешимой, а конфликт неизбежным.
Столь же трудновыполнимы были и другие обещания, данные в связи с коронацией. Пожалование герцогу Чехии королевского титула вызвало бы сильное недовольство прочих герцогов Империи. Даже передача Бургундии в лен Бертольду Церингену оставалась формальным актом до тех пор, пока тот не сумеет на деле реализовать свои права. Однако для этого потребовалось бы применение силы, поскольку правитель Бургундии граф Вильгельм Маконский и не думал уступать свои права кому бы то ни было.
Этот граф самовольно присвоил обязанности опекуна своей племянницы-подростка Беатрикс, дочери покойного брата. Девочка, о красоте которой шла молва, содержалась под строжайшим надзором. Она была законной наследницей немалых владений в Бургундии, которые оставил ей незадолго перед тем умерший отец, а потому имела неоценимое значение для своего властолюбивого дяди-опекуна. Фридрих понимал, что уговорами от него можно добиться больше, нежели угрозами. Обещая пожаловать Бертольду Церингену титул герцога Бургундии, он в первую очередь думал о том, чтобы снова возвратить Империи эти ставшие почти самостоятельными области, куда уже более ста лет не ступала нога германского императора. Проблема требовала особого подхода, и Фридрих на правах верховного суверена решил провести в Безансоне, главном городе Бургундии, съезд своих вассалов. Он прибыл без войска, но с блестящей свитой. Граф Маконский счел за благо вступить с ним в переговоры. В ходе долгих доверительных бесед, никоим образом не связанных с обязательствами короля по отношению к Бертольду Церингену, стороны достигли полного взаимопонимания. Фридрих признал графа опекуном и за это принял от него вассальную присягу. Как вскоре выяснилось, мысли недавно разведенного короля уже тогда начали витать вокруг очаровательной Беатрикс…
Столь виртуозно уладив бургундский вопрос, Фридрих обратился к баварской проблеме. Ему казалось, что психологически момент для этого назрел, когда он добился своего первого крупного успеха, одержав триумфальную победу в Магдебургском деле. Однако на рейхстаге в Вюрцбурге последняя попытка полюбовно уладить конфликт провалилась, поскольку Генрих Язомиргот просто не явился. Фридрих воспользовался возникшим из-за этого недовольством князей и назначил новый рейхстаг для окончательного решения в Госларе, старинной императорской резиденции на саксонской земле. Сам выбор места позволял предполагать, что Генрих Лев должен выйти победителем, поскольку каждый, кто осмелился бы высказаться против него, подвергался угрозе мести с его стороны. На Вюрцбургском же рейхстаге Фридрих поставил перед князьями вопрос о своем походе в Рим за императорской короной, и было решено отправиться в Италию осенью 1154 года. Об этом настойчиво просили и прибывшие тогда в Вюрцбург многочисленные представители знати и городов Ломбардии. Они жаловались на самоуправные действия Милана и выражали тревогу по поводу стремительно растущих республиканских настроений, под влиянием которых из городов изгонялись епископы и прочие господа.
Как и следовало ожидать, Язомиргот не появился и на рейхстаге в Госларе. Дальнейшие обсуждения уже не имели смысла, следовало выносить решение. Однако Фридрих предпочел пока ничего не предпринимать в отношении своего дяди, ограничившись только признанием обоснованности притязаний Генриха Льва, представителя рода Вельфов, на Баварию. Хотя и не было причин сомневаться в законности пожалования Баварии в лен Бабенбергу Конрадом III, все же теперь было отмечено, что Вельфы обладают более древними правами на нее, хотя они когда-то и были лишены этих прав. Участники рейхстага хотели не столько разобраться в чрезвычайно запутанной ситуации, сколько принять решение, продиктованное политическими интересами. И постановление оказалось именно таким, какого хотел Фридрих: князья единогласно заявили, что Бавария должна принадлежать Генриху Льву. Теперь у короля появилось правовое основание для передачи Баварии кузену.
Разумеется, Язомиргот, приговаривая: «Да поможет мне Бог!», заявил, что никогда не признает это решение, принятое в саксонском Госларе, ибо, как требовали закон и обычай, только баварский суд мог решать вопрос, затрагивающий жизненные интересы Баварии. По совести Фридрих не мог не признать эти возражения обоснованными, однако ему было важнее, что теперь появилась возможность привлечь саксонского герцога к участию в итальянском походе. Генрих Лев, в свою очередь, слишком хорошо знал, сколь необходимо Фридриху его участие в экспедиции за императорской короной, чтобы не продать его как можно дороже. Он заявил, что до тех пор, пока ему по всей форме не пожалуют Баварию в лен, он не станет считать обещание выполненным. При таких обстоятельствах он предпочел бы не распылять свои силы и пока воздержится от намеченного похода в далекую Италию.