Фригорист
Шрифт:
Но как ни странно, это промозглое осеннее чувство отступило так же быстро, как и нахлынуло, едва Стрелков заметил семенящего за Галиной Виталия. Это обстоятельство, каким бы плачевным и душераздирающим оно ни было, заставило его собраться и сделать попытку проанализировать ситуацию. Хотя именно то, что анализировать было нечего – все и так было предельно ясно – и не позволило изболевшемуся сердцу Сергея не погружаться в холод и слякоть неприкаянности. Он осознал себя обманутым, преданным в своих лучших чувствах и с присущим ему грубоватым представлением о дружбе и верности решил спросить с жены за ее измену. Никаких сомнений у Стрелкова не было: на даче имело место прелюбодеяние. «И это тогда, – в запальчивости подумал он, – когда я зарабатываю на жизнь, чтобы эта блядь имела все необходимое и сверх необходимого!» Тщедушное тело Виталика настроило его и вовсе на кровожадный лад. Он не мог простить жене, что она предпочла худосочного психиатра-нарколога ему, солидному мужчине в расцвете сил, как говорили подружки Данилыча. Сколько у него было возможностей изменить жене! Сколько женщин, пришедших к Данилычу, хотели потом провести время с ним! А он в первую очередь думал о жене. Нет, его не смущала близость чужого тела, он прилично выпивал, а в состоянии алкогольного опьянения можно удовольствоваться практически любым телом и душой.
В данном случае срабатывал не инстинкт самосохранения (на дворе СПИД) и даже не эстетический рефлекс, а моральное представление о том, что можно и чего нельзя. Стрелков был в этой области возвышенным ретроградом, несмотря на свой мужицкий цинизм, который бил из него фонтаном в мужской компании. Итак, Стрелков почувствовал себя оскорбленным в глубине души и, созерцая победное шествие жены и жалкую, торопливую походку приятеля, понял, что так это дело не оставит. Вскипевшая кровь требовала решительных действий, но память о том, что с ним приключилось, остудила на время жар Сергея. Преданный женой и другом, полный сознания безысходности – он был невидимкой и, похоже, останется ей до скончания века – он испытывал странное, извращенное удовольствие, думая о себе, как о прокаженном, как об изгое, как о демоне, как о карающей деснице. Люциферов пафос пронзил его гордую душу, превратив гордость в гордыню. «Ну, я им покажу!» – мстительно усмехнулся он про себя.
Пока же Сергей просто смотрел на жену и Виталика. Они приблизились ко входу в тоннель, поравнялись с Сергеем и стали спускаться. Он отклеился от стены и, петляя между гражданами – толпа заметно поредела – пошел следом за парочкой. «Вот она, значит, как огурцы поливает! Говорил ей: подожди выходного, вместе поедем, но нет, она рвалась как бешенная на дачу. Потрахаться захотелось! И кого выбрала – хлюпика-алкаша! Чего, спрашивается, ей не хватало? Денег? Деньги были. Внимания? Он, Стрелков не обделял ее вниманием. Нарядов? Она покупала себе все, ну, почти все что хотела! Вот сука! А этот хлыщ, психоаналитик хренов, губенки раскатал! Да-а, не дурак, знает, как полакомей кусок отхватить! А еще возмущался, как это Данилыч трахает жену своего друга! Лицемер!» – все эти мысли кипели в голове Стрелкова, как вода в медном котле. Он чувствовал попеременно слабость и дикое желание кинуться на Виталика и задушить его. Потом его многострадальную душу обожгла досада: как он мог быть таким доверчивым!
«Ну ничего, – успокаивал он себя, сворачивая налево, – я отомщу, мало не покажется! Мне теперь многое дозволено!» Стрелкова не удивило, что парочка свернула не направо, к вокзалу, а к автовокзалу: Виталик жил в одноподъездной девятиэтажке, возвышавшейся прямо на выходе из тоннеля, стоило свернуть в первый двор. Хотя это и неприятно задело Стрелкова, недоумевающего по поводу страстной привязанности любовников друг к другу. «Не натрахались что ли?» – зло подумал он, поднимаясь по ступеням.
– Сейчас душик примем, – ворковал подобострастно улыбающийся Виталик, заглядывая в холеное, немного хмурое лицо Галины, – время еще есть…
– Есть, но немного, – бросила она через губу и поправила темные очки, которые, сняв в тоннеле, снова нацепила на нос.
– Похоже, ты переживаешь, – с неодобрительной осторожностью заметил Виталик, – но вспомни, как он с тобой обращается – это ж чудовищно!
У Стрелкова чесались руки, но, помня, что он невидимый, он сдерживался, хоть это и стоило ему гигантских усилий. Виталик, с которым он собирался проконсультироваться по поводу своей проблемы, в один миг стал ему ненавистен и отвратителен. Сергей криво ухмылялся, видя, как тот порхает вокруг Галины, с каким лакейским самоуничижением заглядывает ей в лицо.
Они уже свернули во двор, поднялись по крыльцу. Оказавшись в подъезде, Виталик стал еще развязнее. Он ухватился за пышный зад Галины, пока они ждали лифт, и жадно массировал его. Галина не останавливала его, но видно было, что общение с психоаналитиком ей наскучило и она принимает ласки по инерции. Потом Виталик прижался к ней. Стрелкову хотелось рвать и метать. Не сдерживая ненависти, он подскочил к Виталию и врезал ему промеж глаз. Тот отлетел на пару метров, плюхнулся мягким местом на метлахскую плитку, которой был выложен пол в подъезде и взвыл от боли и неожиданности.
– Ты чего-о? – он выкатил глаза из орбит и изумленно уставился на обомлевшую Галину. – Тебе ж это нравилось!
– Это тебя ноги не держат! – возмущенно воскликнула Галя, удивленная не меньше него.
В этот момент приехал лифт, а в нем – пожилая семейная пара. Благовидно-вредные пенсионеры смущенно и подозрительно покосились на сидящего на полу Виталика. Он сделал вид, что поскользнулся, игриво заулыбался, быстро встав и суетливо отряхивая задницу.
– Надо же, какие полы скользкие!
Галина судорожно усмехнулась и, тряхнув головой, шагнула в лифт. Она не испытывала никакого смущения и это почему-то огорчило Стрелкова, он заподозрил в ней шлюху. «Может, этот пидор – не единственный, с кем она мне изменяет, может, он сам не догадывается, что один из многих!» Стрелкову стало муторно и первое злорадное веселье, блеснувшее в его душе языками демонического пламени, уступило место гиблому унынию. Он не стал заходить в лифт, решив подняться пешком. Трехкомнатная квартира Виталика находилась на пятом этаже. Когда он взобрался на пятый этаж, лифт еще не подъехал. Наконец послышалось тихое механическое урчание, лифт остановился, зашуршала резина – двери разъехались, выпуская любовников. Виталик начал колготиться с ключами. Он запирал дверь на несколько замков, боялся ограбления. Справившись с замками, он пропустил вперед ставшую уже подавать признаки нетерпения Галину, и вошел сам. Стрелков хотел изловчиться и проскользнуть в квартиру, но не смог. Дверь захлопнулась у него перед самым носом. Тогда, нимало не стесняясь, он надавил на кнопку звонка. Дверь открылась, на пороге стоял Виталик.
– Фу ты черт! – ругнулся он и захлопнул дверь.
Стрелков снова позвонил. Виталик распахнул дверь, вышел за порог и стал осматриваться. Потом пожал плечами с недоумевающим видом и вернулся в квартиру. Стрелков шустро и бесшумно «просочился» в прихожую, а потом и дальше. Каково было его возмущение, когда он застал жену, переодевающуюся в шелковый халат с небрежной неспешностью хозяйки. Халат был ей впору, что заставило Стрелкова подумать, что она здесь частая гостья, гостья, становящаяся на глазах хозяйкой. Он провалился в глубоком плющевом кресле и с тоской наблюдал за действиями жены. На кресле осталась вмятина от тела Петровича, но сейчас он об этом не думал, а Галина не обратила внимания. Вернувшийся Виталик – он для чего-то заскочил на кухню, после того, как открыл Стрелкову дверь – танцующей походкой приблизился к Галине и, нежно обняв ее за талию, закружился с ней по комнате. Галине это не очень понравилось, она лениво высвободилась и, вздохнув, пошла в спальню. Виталик, а вслед за ним и Стрелков последовали за ней.
– Тра-та-та, – с веселым видом напевал Виталик, фиглярствую и строя елейные рожи, – тра-та-та… «Как прекрасен этот мир…»
Он бесцеремонно повалил Галину на незастеленную кровать и хотел уже взгромоздиться на нее, но Стрелков, неусыпно следивший за любовниками, потянул его за ворот так, что одежка едва не треснула. Виталик вскочил, беспокойно огляделся и изумленно уставился на Галину. Та не брыкалась, не сопротивлялась, но было видно, что торопливость Виталика производит на нее плохое впечатление.