Фрилансер. Абсолютный хищник
Шрифт:
— Это слишком серьёзная… Хмм… Заявка, — потянул второй препод, также заулыбавшись, словно охотник, почувствовавший слабину зверя. — Здесь будете аргументировать?
— Конечно. Люди всегда писали и пишут стихи. Бывают периоды, когда стихи более востребованы, и тогда рождаются шедевры, о которых помнят потомки. Бывает, когда у людей спад. И Второе Возрождение это время, когда из-за политических пертрубаций народ слишком устал и ударился в поэзию, чтобы отвлечься. Краткая эпоха взлёта нескольких авторов, но лишь пик на графике в сравнении с тем, что было до и после. Ничем толковым та эпоха МИРОВУЮ литературу не обогатила, и обогатить не могла.
— Но мы изучаем не МИРОВУЮ, — выделил вслед за мной это слово и наш оскалившийся препод, — а латиноамериканскую литературу.
— А почему мы изучаем
— И вы можете продекламировать что-то из… Мировой классики? — Это заинтересованный завуч.
— Конечно. Вот смотрите, Вильям «наше всё» Шекспир.
Я набрал в лёгкие побольше воздуха и начал декламацию, правда, не на английском, а на испанском, как в своё время читал.
Но что за блеск я вижу на балконе? Там брезжит свет. Джульетта, ты как день! Стань у окна, убей луну соседством; Она и так от зависти больна, Что ты ее затмила белизною. Оставь служить богине чистоты. Плат девственницы жалок и невзрачен. Он не к лицу тебе. Сними его. О милая! О жизнь моя! О радость! Стоит, сама не зная, кто она. Губами шевелит, но слов не слышно. Пустое, существует взглядов речь! О, как я глуп! С ней говорят другие. Две самых ярких звездочки, спеша По делу с неба отлучиться, просят Ее глаза покамест посверкать. Ах, если бы глаза ее на деле Переместились на небесный свод! При их сиянье птицы бы запели, Принявши ночь за солнечный восход. Стоит одна, прижав ладонь к щеке. О чем она задумалась украдкой? О, быть бы на ее руке перчаткой, Перчаткой на руке!— Сколько эмоций! Сколько экспрессии! Какие эпитеты! Сильно? — спросил я, поставив точку и сделав паузу. Преподы молчали.
— Или это. — Продолжил:
Быть иль не быть — вот в чем вопрос. Что благороднее: сносить удары Неистовой судьбы — иль против моря Невзгод вооружиться, в бой вступить И все покончить разом…— Браво, сеньор Шимановский! — перебил наш препод с серьёзным и смурным лицом. — Скажите, зачем вы устраиваете это шоу? — Подался вперёд. — Все знают, что по объективным причинам вас сейчас смотрит
— Зачем? — Я усмехнулся, прошёлся по «пятачку» аудитории, делая эффектную паузу. Взмахнул рукой. — Доска!
Сбоку, слева от меня, но справа от сеньоров, зажёгся вихрь голограммы. Парни из «Берлоги» запустили.
— Сеньор, не стоит. Мы учли опыт предыдущего воздействия и противодействия, и сейчас вы не сможете обрубить нам связь. Да и тогда это было не так уж просто, пришлось использовать специальные протоколы. — Это я гэбэшнику, который непроизвольно при последней команде дотронулся до уха, отдавая какую-то команду. Сеньор руку убрал, замолчал, посмотрел с интересом.
— Сеньоры, это шоу за тем, — усмехнулся я, оглядывая всю комиссию, — чтобы представить городу и миру ещё одного автора. Причём сугубо латиноамериканского, что соответствует нашей программе. И представить вам аж два произведения.
На «доске» появился текст докладной записки на имя главы восьмого участка пятого управления. От агента 28145-14. В тексте говорилось о «плохом поведении» некого Муратова Исмаила, учащегося его класса, который виновен во всех смертных грехах, а точнее в единственном смертном грехе — в неблагонадёжности. А также вольнодумстве, плене ложных либеральных ценностей, что он — потенциальное мясо для вербовки оппозицией и террористических структур Обратной Стороны, и следует ой как внимательно присмотреться к нему, дабы чего не вышло. С приложением аудиозаписей его монологов на отдельном носителе.
— Сеньор, узнаёте своё творчество? — оскалился я, глядя на препода, который сошёл с лица. — Вы же не просто латиноамериканец, вы — агент пятого управления ИГ Венеры! А значит, несмотря на то, что жанр произведения эпистолярный, с налётом канцеляризма, я спокойно могу отнести его к предмету нашего экзамена — «латиноамериканская литература».
Итак, давайте разбирать вехи данного произведения…
— Прекратить балаган немедленно! — вспыхнул и подскочил ГБшник. И на лице его я прочёл страх — любая спецура стояла и стоять будет на том, что никто не должен знать имена сотрудников и агентов. Только тогда спецслужба может функционировать. Любой растрезвон базы данных кадровой части — и незамедлительная кара. Причём до суда и следствия можно вообще не дожить. За преступление, что они расследуют — доживёшь, это их работа, но за подрыв устоев, основы основ — тебя даже искать не будут. Чё там искать, в атмосфере кроме золота растворяется всё. Может я фантазирую и преувеличиваю, но, имхо, это и правда грех грехов. — Что ты себе позволяешь, щенок?
Я приосанился. Ответил с достоинством:
— Как это что? То, на что не решается наша власть вот уже пятьдесят лет. Топлю вашу контору.
— Хуан, тревожные кнопки сработали во всех окрестных отделениях гвардии. К вам сейчас рванёт дофигища машин лазорево-золотых. И нам там ловить нечего, только следим.
— Блокировка главного шлюза школы, — произнёс я вслух, но тихо. — Блокировка всех коридорных переборок. Врубайте протоколы прорыва атмосферы. Тяните время, мне надо хотя бы четверть часа.
— Есть!
— Что ты сказал? — а это раскрасневшийся ГБшник.
— Я говорю, что делаю то, что должна была сделать власть ещё три десятка лет назад, — криво и очень зло усмехнулся я. — Вы были созданы, чтобы кошмарить Обратную Сторону сразу после войны. Там было нелояльное население и горы оружия, в своё время это было оправдано. Но население со временем присмирело, особенно когда поняло, что Москва от них отказалась и бросила ради своих мелочных материальных интересов. Что они теперь сами по себе. Родилось и выросло новое поколение, которое было готово жить с вами, латиносами, бок о бок. И вам нужно было сменить кнут на пряник, и поощрять интеграцию вместо подавления возможного бунта и сепаратизма.