Фронтовой дневник (1942–1945)
Шрифт:
Идти было очень тяжело. Вся глина оттаяла, налипала на обувь, и нам нельзя было ног поднять. Они были как гири. На беду английские ботинки, которые за день перед этим получил, сдав свои разодранные, оказались на меня короткими. Я на 2/3 уменьшил портянки, разорвав их, и все равно это не помогло. Мои большие пальцы упирались и горели как в огне. Добрались мы до ИТК часов в 5 вечера.
Я быстро сделал то, что мне нужно было, покушал галушек, которыми нас угостил боец, находящийся на перевалочном пункте, и хорошо и спокойно спал до 4:30 утра. Затем обменялся ботинками с бойцом. У него был на номер больше. Покушал вновь галушек, и часов в 7 мы двинулись обратно.
Пройдя 5 км, свернул с дороги и пошел
Прекрасное солнечное утро, свежий горный воздух. Ботинки хороши, и я жалею, что вчера испортил свои большие портянки из одеяла. Тропа замечательная. Грязи нет. Мне осталось до Крепостной километров 6. По этой тропе сократил путь километров на 5.
Позапрошлую ночь мне снился Юра. Подробностей не помню, но знаю, что мы с ним покупали колбасу. Потом снилась Тамара Андреевна, милая и ласковая. Мы с нею шли с какого-то гулянья мимо танцевальной площадки.
Прошлую ночь она опять снилась, уже в какой-то военной обстановке. Она вновь была милая и заботливая и проводила меня через какие-то проволочные заграждения. Позавчера Лида 72 тоже снилась и тоже хорошая и заботливая.
7 января 1943 г.
4-го, когда я подходил к Крепостной, разразилась ужасная орудийная и минометная пальба по линии обороны. Среди ущелий трудно ориентироваться, и я немного растерялся – мне подумалось, что я иду не той дорогой, не в Крепостную, а в район, занятый немцами. Я остановился, закурил, потом встретил одного бойца, который объяснил, что я иду в Крепостную.
72
Лида – Л[идия] Григ[орьевна] Бурдюгова, подруга и наперсница Тамары Андреевны, наш общий друг.
Начальник вынес мне благодарность за хорошее несение службы и выполнение задания. Я ответил, что служу Советскому Союзу. Получили денежные награды или благодарность – Мисюра, Горлицкий, Романов, Пушкарский.
5-го и в последующие дни чувствовал себя плохо. Застудил легкие и почки. Болею и сейчас.
Вчера была интересная сводка Информбюро. Взяты Нальчик, Прохладная, Котляревская – знакомые места.
Опять снилась Тамара Андреевна. Будто в педучилище был вечер зимой. Т. А. шла туда по улице в черной меховой шубке и шерстяном шлеме. Ее встречали наши учительницы. Они окружили ее и шли, пятясь задом. Я боялся подойти к ней, потому что перед этим Лида поругала меня за что-то и сказала, что Тамара сердится. Но я видел, что она смотрит в мою сторону и, очевидно, хочет встретиться со мной.
Потом я был в педучилище, строго, как директор, осматривал библиотеку, гонял Евгению Петровну, отдавал распоряжение топить печи. Потом Константин Федорович Бондарев угощал меня в кабинете вином и бутербродами с колбасой из французских булок. Я собирался угощать и Тамару, и Лиду, но видел, что вина и бутербродов мало, и ругал Константина Федоровича.
Третий раз мне снится за эти дни Т. А. в окружении каких-то вечеров 73 . Сейчас Новый год, Рождество. В эти дни мы, бывало, с нею хорошо встречались. Возможно, она об этом вспоминает. Возможно. Как был бы я рад сообщить ей, что постоянно о ней мечтаю.
73
Имеются в виду школьные праздники, которые в Ейске называют «вечерами».
8
Сегодня сообщили «в последний час», что наши войска заняли Георгиевск, Минеральные Воды, Пятигорск, Кисловодск. Родные места, где протекала моя юность и любовь к Марийке, где я учился 74 , а затем работал в расцвете своих сил, где влюблялся. Сейчас пронеслись слухи, что сводка не совсем правильна. В чем дело, не знаю. Но мне хочется, чтоб сводка была правильной. Я радостно, лирически и несколько мечтательно настроился.
74
В. С. Цымбал учился на педолого-педагогическом отделении в Горском практическом институте народного образования во Владикавказе (1925–1929), затем до середины 1930-х работал учителем в разных городах и поселках Северного Кавказа и Северной Осетии. В 1969 г. институт был преобразован в Северо-Осетинский государственный университет.
Утром шел замечательный снег. Сейчас 3 часа дня, от снега не осталось и воспоминаний. Светит солнце, и на улице грязи полным-полно. Только вдали на горах серебрится снег, и среди голых деревьев выделяются сосны, как черные камни.
9 января 1943 г. Как я поймал «шпиона»
Было около 4 часов дня. Я отправился обедать, но моей хозяйки не оказалось дома, и я, простояв минут 15 у запертой двери, вернулся назад.
Пройдя шагов 50, я обратил внимание на одного военного, который показался мне подозрительным своим видом. Он был высокого роста, в грязной и старой шинели со шпалой на одной петлице (на другой никакого знака не было), с одной черной, а с одной защитной пуговицами у хлястика. На боку у него висела старая, разорванная пустая кобура от револьвера, на плече нечищеный карабин. Он стоял на перекрестке дорог, в глухом месте, у кузницы. Смотрел как-то по-воровски, подозрительно.
Я был одет не по-военному: в черной домашней стеганке, в гражданской фуражке, без оружия, т. е. был гражданской личностью.
Подозрительный тип, у которого на боку висела большая и полная полевая сумка, очевидно с радиостанцией или с гранатами, спросил меня, не из местной ли я власти. Я ответил, что нет, просто местный житель.
Тогда он спросил:
– Куда мне пройти к штабу полка?
Это было уже очень подозрительно, т. к. здесь никакого штаба полка не было.
Я сказал, что не знаю. Тогда он спросил, как ему пройти на МТФ.
Я больше не сомневался, что это шпион, потому что на МТФ как раз находился КП.
Он еще спросил меня, какие тут расположены воинские части.
Я ему решил «помочь», привел его к своей канцелярии и доложил начальнику о своих подозрениях. Начальник задал ему несколько вопросов и потребовал документы.
Военный ответил, что он шел в Убинку, но на перевале выпал снег, и он сбился с дороги и попал в Крепостную. По документам выходило, что он заместитель редактора одной армейской газеты.
Но этот человек показался подозрительным и моему начальнику, который отправил его в сопровождении связного с автоматом в комендатуру. Я торжествовал и с нетерпением ждал возвращения Мишки Якубы – связного. Наконец он явился и доложил, что только он ввел «шпиона» в комендатуру, как сразу раздалось несколько голосов:
– А, Иван Петрович, сколько лет, сколько зим! Где это вы запропастились? Оказалось, что этот интендант I ранга, принятый мною за шпиона, работал в комендатуре 6 месяцев, когда часть была в другом месте, а теперь действительно работает заместителем редактора газеты. Просто человек опустился.