Фрунзе. Том 1. Вираж бытия
Шрифт:
– И к чему вы мне это говорите?
– Практика, как известно, единственный критерий истины. И этот вопрос легко можно проверить. Прямо сейчас. Тем более что речь идет не об Аристотеле, а о военных теоретиках, которые сожгли в горниле Империалистической войны многие миллионы жизней. Без значимых успехов. Посему любой разумный человек относился бы к их утверждениям настороженно. По формуле: доверяй, но проверяй.
С этими словами Фрунзе встал. Поднял все совещание. И отправился на стрелковый полигон. А так как он готовился заранее, то во дворе начальствующий состав ждали машины, и никаких проволочек не произошло.
Добрались.
Вышли на стрелковый рубеж.
И Фрунзе
Мишени меняли после каждого теста. Помечая дистанцию и номер группы. А вместо них ставили новые.
Потом Михаил Васильевич заставил начальствующий состав стрелять на ходу, имитируя огонь на подавление в более приближенных к наступлению условиях. Потом беглый огонь. Потом индивидуальный прицельный огонь. И так далее. В общем – мучал около пяти часов.
Накормил горячей кашей, что сварили тут же. На месте. В походной кухне. Напоил чаем. И подвел итог.
– Ну что, Алексей Алексеевич, сколько у мухи лапок?
– Ваша правда, промашка вышла, – согласился Алексей Алексеевич, который чудовищно устал от всех этих танцев с бубнами. Все-таки был возраста немалого – у него на счету имелся уже 71 полный год. А тут столько топтания и стрельбы. Сотни и сотни патронов сжег каждый из участников эксперимента.
Спорить не хотел никто. Особенно опасаясь того, что нарком решит еще что-то там проверить и вновь заставит их стрелять. Им становилось дурно от одного вида винтовки, мишеней и патронов… от одной мысли, что им еще придется стрелять. Да и плечо намяли почти все. Не разбили, ибо вкладывать каждый из них умел. Но выстрел из полноценной болтовой винтовки не игрушка. И после пяти-семи сотен выстрелов любому не привыкшему к такому человеку хорошело.
Михаил же Васильевич, пользуясь этим моментом, и документ им подготовил. Все это испытание было задумано заранее. Как и бланк, в который лишь вписывали значения. А в конце перечень комиссии – с фамилиями и должностями. И вот эти начальники РККА с кислым усталым видом в этом перечне и расписались. Поставив также закорючку на каждом листе, дабы потом не возникали вопросы по подлогу.
Дело было сделано.
Идеологическая дорога для внедрения промежуточного патрона в той или иной форме оказалась открыта. Так что теперь если какая-то… хм… самка собаки откроет свой рот относительно необходимости вооружать пехоты оружием под полновесный винтовочный патрон – он легко этот рот заткнет. Бумажка-то получилась тяжелой. Против такой мало кто решится выступать.
Оставалось решить инженерно-техническую, финансовую и промышленную компоненту задачи. Но это выглядело намного проще, чем пытаться сломать дубовую кость под папахами этих генералов, донося до них очевидные в общем-то вещи…
– Лихо вы это все провернули, – тихо произнес Павел Павлович Сытин, подойдя к Фрунзе. – Я до конца был уверен, что Брусилов, Бонч-Бруевич, Тухачевский и прочие старые кадры вас съедят.
– Если бы не ваша помощь, у меня бы ничего не вышло.
– Моя? Увольте. Я лишь дал распоряжение своим людям произвести выборочные изыскания. С двадцать четвертого года изучая итоги той войны, мы кое-что накопили. Но мы как-то и не смотрели на этот вопрос в такой плоскости.
– Одна голова – хорошо, а две – лучше, три же, как поговаривают, уже целый Змей Горыныч, – улыбнулся Михаил Васильевич. – Свежий взгляд со стороны иной раз бывает полезен.
– И то верно, – встречно улыбнулся Сытин.
Павел Павлович был очень полезным и нужным для Фрунзе человеком.
Михаил Васильевич обратился к нему за помощью еще в ноябре. Запросив кое-какие интересующие его сведения. И Сытин, работавший в Военно-историческом управлении по исследованию и использованию опыта войны, охотно отозвался. Внимание наркома ему льстило. Особенно после провала на Южном фронте в октябре 1918 года, когда его задвинули едва ли не на дальнюю полку…
После этого пикника на стрельбище все разъехались заниматься своими делами. Которые горели. Ведь вон сколько времени потратили. Вот и Ворошилов отправился. К Сталину. Докладывать. Под ручку с Буденным.
– Интересно, – покрутив ус, резюмировал Иосиф Виссарионович, когда те завершили рассказ. – Как себя чувствует товарищ Дыбенко?
– К вечеру отпустило. Стрельба помогла, – ответил Буденный. – Рубка шашкой была бы лучше, но и с винтовкой – дело доброе.
– Фрунзе просил передать вам вот это, – немного скривившись, произнес Климент, протягивая картонную папку на завязках.
– Что там?
– Предложение. Он просит, чтобы партия пошла навстречу армии, – произнес Ворошилов.
– Пошла навстречу? – ворчливо переспросил Сталин. Но папку принял. Открыл. И начал читать.
Внутри была довольно развернутая многостраничная записка, в которой Фрунзе просил одобрения у Политбюро для организации «соцсоревнования в интересах армии». В первую очередь, конечно, учреждения спортивного комплекса «Готов к труду и обороне» [9] . Он был отличен от оригинала и всецело заточен на нужды армии. Фактически это был физкультурный комплекс из привычного курса молодого бойца его юности там, в 1970–1980-х. Само собой, предусматривалась система поощрения участников. И не только с наградными значками разных категорий, но и системой премирования для отличников.
9
ГТО была утверждена в 1931 году.
Кроме того, в записке содержался запрос на проведения ряда массовых соревнований с вкусными призами. Прежде всего велопробег «Смоленская лига» и пеший супермарафон «Коломенская верста». Плюс обосновывалась необходимость открыть ряд постоянно действующих курсов, среди которых Михаил Васильевич особо выделял стрелковые курсы «Заря» для общей подготовки и «Леший» – для особой.
– И что вы сами думаете по этому поводу? – наконец спросил Сталин у Ворошилова с Буденным.
– Делать нужно, – твердо и не медля произнес Семен Михайлович. – Если с подготовкой РККА все так плохо, как сказал Миша, то это верный способ поднять уровень призывников за минимальные деньги. Они сами станут заниматься, чтобы выиграть ценные призы.
– А ты что думаешь?
– Я не вижу в этом деле подвоха. Оно стоящее.
Сталин покивал молча. После чего закрыл папку. И убрал ее в ящик стола. А собеседникам произнес:
– Он изменился. Сильно. Вам не кажется, что его подменили?
– Иногда кажется, – в этот раз первым был Ворошилов. – Я пообщался с товарищами из ОГПУ. И, следуя их советам, понаблюдал за ним. Он был все время на виду и помнит то, что должен помнить. Даже личное. Так что подмены нет.
– Люди порой меняются, когда встречаются со смертью, – поправив усы, добавил Буденный. – Не в поле встречаются, а там… заглянув туда… – сделал он неопределенный жест руками. Говорить о загробном мире было не принято, но недоученный священник, сидевший перед ним, прекрасно понял намек.