Фуенте Овехуна

де Вега Лопе Феликс Карпио

Магистр

Что слышно про войну?

Командор

 Сейчас Я все раскрою перед вами, И вы свой долг поймете сами.

Магистр

Готов безмолвно слушать вас.

Командор

Вы, наш магистр, Родриго Тельес Хирон, своим высоким саном Обязанный заслугам громким Отца, увенчанного славой, Который, восемь лет назад, Вам отдал власть над Калатравой, Что подтвердили вслед за тем, Скрепив ненарушимой клятвой, И короли, и командоры, А Пий Второй, святейший папа, Благословил своею буллой, Как

и его преемник Павел, С тем, чтобы дон Хуан Пачеко, Достойнейший магистр Сантъяго, Коадъютором вашим был, — Теперь, со смертью дон Хуана Приняв единолично власть, Хоть вы и молоды годами, Помыслите о том, что честь Велит вам в наступившей распре Примкнуть к сородичам своим, Признавшим, что, когда скончался Король кастильский дон Энрике, Король Альфонсо Португальский Законно чрез свою жену Наследовал его державу, Хоть на нее и притязает Чрез Исабелу дон Фернандо, Принц арагонский, чьи права Родные ваши почитают Не столь бесспорными. Они Причин не видят сомневаться В наследственных правах Хуаны, Которую под верной стражей Хранит двоюродный ваш брат. И я совет хотел бы дать вам: Немедля объявить в Альмагро Сбор кавалеров Калатравы И с боем взять Сьюдад-Реаль, Лежащий на рубежной грани Андалусии и Кастильи. Большого войска и не надо, Чтобы его завоевать: Ведь только сами горожане Твердыню эту охраняют, Да кое-кто из тех идальго, Что ратуют за Исабелу И королем зовут Фернандо. Родриго юный, вам пора Всем недовольным дать острастку, Всем, кто шептал, что этот крест Для ваших плеч чрезмерно тяжек. Взгляните: графы Уруэнья, Блистательные предки ваши, К вам простирают из могил Свои воинственные лавры; А там — маркизы де Вильена Среди других вождей отважных, Столь многочисленных, что их Едва вмещают крылья славы. Так обнажите белый меч, Чтобы он стал на поле брани Таким же алым, как ваш крест! Я вас именовать не вправе Магистром алого креста, Который грудь вам осеняет, Пока ваш меч остался бел. И крест, и меч должны быть красны, И на груди, и у бедра. Венчайте же, Хирон отважный, Бессмертный храм своих отцов Неувядаемою славой!

Магистр

Я вам ручаюсь словом чести, Что в этой внутренней войне И я на правой стороне, С моими родичами вместе. И, чтобы не дерзал отныне Сьюдад-Реаль служить врагу, Я грозной молнией сожгу Его могучие твердыни. Не скажет ни чужой, ни свой, На мой незрелый возраст глядя, Что в день, когда угас мой дядя, Угас и пыл мой боевой. Я обнажу мой белый меч, Чтоб он сравнялся цветом славы С крестом священным Калатравы, Омытый красной кровью сеч. А где сейчас стоите вы? И есть у вас солдаты?

Командор

 Мало, Но лучше этих не бывало. Возьмите их. Они, как львы, За вас готовы в бой пойти. А во Фуенте-Овехуне Искать бойцов я стал бы втуне. Там людям впору скот пасти Да землю рыть, а не сражаться.

Магистр

Вы там теперь живете?

Командор

 Там, По нашим смутным временам, Я предпочел обосноваться. Вы счастливы в своих солдатах: Все явятся на сбор к войне.

Магистр

Сегодня ж буду на коне, С копьем у стремени и в латах.

Уходят.

ПЛОЩАДЬ ВО ФУЕНТЕ-ОВЕХУНЕ

Явление III

Лауренсья, Паскуала.

Лауренсья

Ах, если б он и в самом деле Убрался прочь из этих мест!

Паскуала

Я думала — его отъезд Ты примешь несколько тяжеле.

Лауренсья

Дай,

боже, чтобы никогда Его я больше не встречала!

Паскуала

Лауренсья, я таких знавала: Посмотришь — ужас, как горда! А сердце тотчас же готово Растаять маслом — и конец.

Лауренсья

Ну нет, мое — из тех сердец, Что тверже дуба векового.

Паскуала

Как можно говорить вперед: «Я эту воду пить не буду»?

Лауренсья

Я это повторю повсюду, Хотя бы спорил весь народ. Чтоб я влюбилась в командора? Неужто это твой совет? Меня он взял бы в жены?

Паскуала

 Нет.

Лауренсья

А я не потерплю позора. Как много девушек вокруг Польстилось на его слова, И вот их участь какова!

Паскуала

А ты уйдешь из хищных рук? Ты веришь в чудо? Что ж, прекрасно!

Лауренсья

Нет, ты напрасно судишь так. Ведь скоро месяц, как мой враг Меня преследует напрасно. Ортуньо, хитрая лиса, И сводник Флорес — тоже зелье! — Мне приносили ожерелье, Корсаж и гребень в волоса; Такого мне наговорили Про господина своего, Что я теперь боюсь его. Но, сколько он ни трать усилий, Я никогда не соблазнюсь.

Паскуала

Где это было?

Лауренсья

 У ручья, Паскуала милая моя, Шесть дней тому назад.

Паскуала

 Боюсь, Обманут ловкие ребята.

Лауренсья

Меня обманут?

Паскуала

 Нет, попа.

Лауренсья

Брось! Курочка не так глупа, Да для него и жестковата. Клянусь создателем, что мне Куда милей, моя Паскуала, Проснувшись рано, ломтик сала Себе поджарить на огне, Чтобы вкусней был кренделек, Который я из печки выну, И отхлебнуть, в ущерб кувшину, Тайком от матери глоток; Куда милей в полдневный час Смотреть, как мясо и капуста, С приятным звуком пенясь густо, Заводят свой веселый пляс; Иль, если голод слишком рьян И от работы ломит спину, Сосватать жирную свинину И полновесный баклажан; А вечером, когда прохлада, Готовя к ужину еду, Гроздь пощипать в моем саду, — Господь храни его от града! Куда милее на ночь съесть Салат на постном масле с перцем И лечь в постель с покойным сердцем, Молитву господу прочесть, Чтоб он не ввел во искушенье, Чем слушать этих подлецов И трескотню фальшивых слов Про их любовь и их томленье. Они лишь об одном пекутся: Измучить нас и обмануть, Чтоб с удовольствием уснуть И с отвращением проснуться.

Паскуала

Увы, обычай их таков. Когда они разлюбят нас, Они становятся тотчас Неблагодарней воробьев. Когда промерзнут все пути И на полях исчезнет пища, К нам воробьи летят в жилища И говорят: «Впусти, впусти!» И крошки хлеба поедают И на столе, и под столом. Но чуть повеяло теплом И нивы снова зацветают, Любовь и дружба — позади, И мы спасиба не услышим; Плутишки прыгают по крышам И говорят: «Уйди, уйди!» Вот точно так же и мужчины; Пока у них до нас нужда, Мы — их душа, мы — их звезда, Их жизнь, их свет, их луч единый Зато как только пыл угас, «Впусти» становится «уйди», И тут таких словечек жди, Что трудно и понять подчас.