Фугас
Шрифт:
Упокой, Господи, души рабов твоих, за Отечество на чеченской войне живот свой положивших.
КЛОК
Вместо Олега к нам перевели бойца из первого взвода. Ему лет тридцать. Невысокого роста, худощавый, с довольно длинными руками и короткими кривоватыми ногами.
Меня раздражает его маленький рост, редкие волоски на небритом подбородке, напускная веселость.
Как оказалось, не меня одного. Шашорин вполголоса ворчит:
— Блин, как же ему бабы-то
Новенький услышал. С улыбочкой повернулся вполоборота:
— Ну ты-то не баба! Чего беспокоишься напрасно?
Посрамленный Шашорин отворачивается к стене. Новенького зовут Андрей Клоков. Значит — Клок. Он тут же задружил с Ромкой Гизатулиным. О чем-то с ним шушукался, подарил свою новенькую разгрузку.
Дня через три Клок отличился, застрелил Прапора. Прапор — это не человек, собака. После бомбежек и пожаров в Чечне многие из них оказались на улице. Питались на помойках, жрали мышей, лягушек. Говорили даже, что ели и человечину. Прапору удалось прибиться к людям. Крутился при солдатской кухне. Хороший был пес, не злой, не агрессивный. Кто-то раньше, случайно или по злобе, облил его кипятком. По всей спине тянулся шрам от ожога, похожий на погон. Потому его и назвали Прапором.
Вот его Клок и убил. Опробовал винтовку.
Пес, вытянув лапы, лежал на земле в луже крови. На спине чернел старый шрам.
Пришел Прибный. Спросил:
— Зачем?
— Так чеченской же породы, Степаныч! Чего их жалеть.
Прибный сплюнул:
— Креста на тебе нет. Тварь безвинную не пощадил.
С Клоковым перестали разговаривать. Вечером в кубрике Ромка бросил ему подаренную разгрузку.
— Дать бы тебе в едало, тварь!
Вечером поспорили, что будет делать Клок. Попросит прощения или сбежит?
ЧЕЧЕНЕЦ
Прошло несколько дней. Тело Олега отправили в Моздок, на холодильник. Уже оттуда его должны были отправить родителям. Мы несли службу, случившееся потихонечку забывалось.
Ничего не забыл только Прибный. Он несколько раз ездил на станцию, о чем-то говорил с местными.
Однажды ночью я проснулся от толчка. У кровати стоял Прибный.
— Вставай, — коротко сказал он. — Поедешь с нами.
Я быстро оделся. Натянул на бушлат разгрузку с магазинами. Сунул в карман пару гранат.
— Куда?
— Сейчас увидишь.
Ребята уже сидят в броне: Першинг, Пес, Заяц, Клок.
Моросил мелкий холодный дождь. Из невесомого серого марева, прикрывавшего неспешное отступление февральской ночи, сбоку от дороги показалось серое приземистое здание бывшего коровника. Тусклый желтый комочек еще холодного солнца едва продавливал ватные клубы зависшей в воздухе влаги, медленно обрисовывая желтое поле, перепаханное танковыми гусеницами.
— Машину замаскировать, чтобы не было видно с дороги. Выпейте чаю, согрейтесь. Водки не дам, вы нужны в здравом уме.
Пока
— Ситуация, хлопцы, такая. Олега убил Зелимхан Мурдалов, информация точная. Его машина сейчас стоит на блоке. В машине он не один. Там его трогать нельзя, много свидетелей. Через полчаса он будет здесь или возле кошары, если двинется по грунтовке.
До кошары отсюда чуть больше километра. Здесь остаются Леха, Клок и Першинг. Першинг останавливает машину, остальные страхуют. Клок со снайперкой, Леха за пулеметом. Но надо взять его живым и желательно без стрельбы. Потом допросим, с кем он был.
Я, Пес и Заяц выдвигаемся к кошаре. Услышите стрельбу, выдвигаетесь в нашу сторону, мы соответственно в вашу. Потопали.
Трое мужчин след в след побежали по еле заметной тропинке в сторону предгорий.
Через минуту группа растворилась в дождливом мареве.
Першинг уходит вперед. Клок, прихватив винтовку, залезает на крышу. Я сижу в машине, через триплекс смотрю на серую скользкую дорогу. Тепло выветривается, влага и холод ползут под бушлат. Минут через пять раздается стук по броне.
— Леха, мне отойти надо. Обосссс-смотреться.
— А чего ты стесняешься? Делал бы здесь свои дела.
— Да не могу я под дождем. Надо сосредоточиться…
— Ладно, вали, делай свое грязное дело.
Першинг, прихватив кусок газеты, скрывается в глубине коровника. Его нет почему-то очень долго.
На мокрой дороге появляется старая красная «семерка».
Из машины выходит водитель. Рыжая борода, куртка от армейского камуфляжа, непонятного цвета штаны. Не хватает только зеленой повязки и перемотанного изолентой автомата. Узнаю старого знакомого, с кадыком. Я почти уверен, это и есть Мурдалов.
По плану их должен был встретить Першинг. Но его нет, и что теперь делать мне?
Мой знакомец ныряет куда-то в развалины и через минуту появляется обратно с каким-то длинным свертком, завернутым в полиэтилен. А вот и снайперская винтовка. На работу собрался, с-сука! Наших ребят отстреливать.
Затаив дыхание, навожу стволы пулеметов на лобовое стекло.
— Где Першинг? Почему не стреляет Клок? Уйдет ведь, тварь!..
Чеченец уже садится за руль. Поворачивает ключ зажигания. Двигатель начинает работать.
— Господи, помоги! Огонь!
Затаив дыхание, выжимаю кнопку.
Пулеметная очередь вдребезги разносит стекла, рвет металлическую обшивку дверей и кузова. И как-то резко наступает тишина. Я хочу подойти к расстрелянной машине и понимаю, что ноги едва слушаются меня. Из развороченного кузова тянет сладким и приторным запахом парного мяса, развороченных внутренностей. Вместо лица у чеченца кровавая каша.
Пули разворотили ему грудь и живот. Красное мясо, сизые кишки. Кровь идет сгустками, темными пятнами оседая в грязи.