Фугас
Шрифт:
— Сережа, а тебя не отпустят домой, хотя бы в отпуск? Ты ведь такое пережил.
Не зная почему, Сергей ответил:
— Мама, я буду служить.
Через неделю в госпиталь пришел грузовой «Урал», и Макаров уехал в полк. Спустя несколько месяцев под Грозным чехи расстреляли мотострелковую колонну. Оставшихся в живых вывели на отдых, убитых вывезли в цинках и полиэтиленовых мешках. Подразделение, в котором служил Сергей, перебросили на их место. Вместо Грозного были сплошные руины, из-под развалин били снайперы. У чехов было много наемников, женщины-биатлонистки, арабы, татары, попадались даже славяне — русские, хохлы из организации УНА УНСО. Воевать они умели, устраивали засады, минировали дороги, резали часовых, война им была привычна.
Сентябрьским утром два БРДМа разведки попали в засаду. Передняя машина подорвалась на фугасе. Пока водитель второй машины пытался развернуться, ее подбили из гранатомета. Экипажи машин погибли сразу, уцелевшие десантники укрылись в развалинах молокозавода. Оборону заняли в цехе. В живых осталось восемь человек. На каждого было по четыре магазина и по пять выстрелов к подствольнику.
Чехи били по цеху из автоматов, орали «Аллах акбар!». Пули попадали в пустые емкости-цистерны, рикошетили, звенели. Стоял жуткий грохот. Через полчаса боя кончились патроны. Когда из цеха перестали раздаваться выстрелы, чехи пошли в атаку. Пятнистые бородатые фигуры с зелеными повязками на лбу двигались перебежками. Догадавшись, что у солдат кончились патроны, стали подниматься с земли и хохотать:
— Русский, выходи, не бойся, долго мучить не будем, убьем сразу.
В это время солдаты ударили из восьми подствольников, чехи исчезли, их сдуло, как ветром. Оставшиеся в живых связались с кем-то по рации, через полчаса притащили гранатометы. После второго залпа на Сергея обрушилась стена, и он потерял сознание под завалом кирпичей.
Очнулся Макаров в кузове грузовой машины. Страшно болела голова, лицо и руки были в чем-то липком, пахло свежей кровью. Он попробовал приподняться в темноте, но на его грудь наступил кованый сапог. Несколько дней Сергея и еще десяток пленных держали в подвале разбитого дома, днем и ночью у дверей сидел чех с автоматом. Среди пленных было двое штатских, корреспондент какой-то газеты, приехавший в Чечню за горячими репортажами, и отставной подполковник, летчик. Чехи нервничали, орали на пленных, не задумываясь, пускали в ход кулаки.
Особенно тяжело приходилось гражданским: в той жизни, до плена, они не могли себе даже такого представить. Потрясенный журналист все время повторял: «Если я останусь жив, напишу такую книгу, что весь цивилизованный мир содрогнется. Здесь будет второй Нюрнберг, я назову всех, кто организовал этот геноцид, нашего президента в первую очередь».
Журналиста застрелили в первый же день. Пленных гнали за колонной боевиков. На них нагрузили мешки с провиантом, медикаментами, вещами. Большое рыхлое тело, привыкшее к мягкому креслу и спокойной жизни, отказалось повиноваться. Журналист сел на дороге и сказал:
— Больше не могу, можете меня убить.
Его никто не уговаривал и не поднимал — отряд спешил. К нему просто подошел один из боевиков и выстрелил в рот. Тело журналиста осталось лежать в придорожной канаве. Летчик с содроганием произнес:
— Господи, я вспомнил, это же был журналист с мировым именем. Я читал его очерки в западных газетах.
После этого убийства у Саши, московского эмчээсовца, привезшего в Чечню гуманитарную помощь, поехала крыша. Он безостановочно что-то бормотал. На коротком привале он кинулся на часового и стал его душить. Его били по голове сапогами и прикладами автоматов. Когда Саша отпустил горло, его за ноги оттащили в сторону и после короткого совещания отрубили сначала руки, потом голову.
Ночевали в лесу. Боевики разожгли костер. Пленные сгрудились в одну кучу — так было теплее. Сергей отошел под дерево справить нужду. Вытащил из ботинок шнурки, сделал удавку. Потом вернулся к своим. Боевики дежурили у костра по двое, несколько раз за ночь часовые подходили к пленным, светили фонариком, пересчитывали. Сергей подождал, когда один из часовых залез в палатку. Потом он подполз к костру и дождался, когда второй караульный хоть на минуту выпустит из рук автомат, накинул ему удавку на шею; упершись коленями в спину, задушил. Затем снял с мертвого тела вонючую разгрузку с запасными магазинами и гранатами, с пояса длинный нож в кожаных ножнах. Мертвое тело оттащил в темноту, накинул на себя бушлат, натянул на глаза шапку, сделал вид, что дремлет. В это время вернулся первый часовой, от него несло запахом анаши:
— Ваха, не спи, я у Рамзана взял папиросу.
Глубоко затянулся, шумно втянув в себя воздух, кончик папиросы превратился в маленькую, красную точку. Громко щелкнула конопляная семечка в папиросе. Макаров протянул руку за «косяком», пока чех, зажмурив глаза, выпускал дым, обнял его за шею и всадил в сердце клинок. Макаров впервые в жизни убивал человека ножом. Было ощущение, что клинок вошел в плетеную корзину, сначала легкое сопротивление грудной клетки, потом пустота.
Первым желанием было бежать одному. То, что он сейчас сделал, было продиктовано желанием умереть. Сергей не хотел больше сидеть в вонючей яме, каждую ночь ожидая, что сегодня перережут горло. Он не хотел больше унижений и боли. Но после того, как в его руках появилось оружие, внезапно захотелось жить.
Сергей подполз к пленным. Подполковник зашептал:
— Я все видел! Что будем делать?
— Буди пацанов, пусть валят отсюда как можно дальше. Если повезет, то будут жить. А мы с тобой их сейчас прикроем.
Летчик расталкивал спящих заложников, коротко объясняя, что делать, и они уползали в темноту. Макаров достал из разгрузки гранату, разогнул усики чеки:
— Из автомата стрелял?
— Стрелял. В училище.
— Ну, тогда справишься.
Протянул ему автомат.
— Патрон уже в патроннике, как свистну, открываешь огонь по палатке с чехами, бей очередями. Как расстреляешь магазин, сразу отходи, а там уж как Господь даст.
Пожал летчику локоть, пополз к палатке. Поставил автомат на автоматический огонь, потом выдернул из гранаты кольцо, свистнул и одновременно метнул гранату к палатке.
Автомат подполковника почему-то начал стрелять одиночными. Эх! Надо было самому снять с предохранителя, подумал он.
Чеченцы умели воевать, почти одновременно со взрывом гранаты из палатки раздались ответные выстрелы. Стреляли на звук, подполковник рухнул на колени и упал лицом в землю. Макаров кинул еще одну гранату, поменял магазин и подполз к летчику. Автоматная очередь снесла подполковнику пол-лица.
Сергей отстегнул от его автомата магазин и пополз в темноту. Всю ночь он шел по лесу, чтобы не заблудиться и не ходить по кругу, шел по звездам. Шипы терновника рвали одежду, царапали лицо и руки. Он брел, как в полусне, бред мешался с явью, но он знал, что, если за ночь не выйдет к своим, днем его подстрелят или захватят в плен. В плен решил не сдаваться, перед глазами стояла отрубленная Сашкина голова. Он шел через лес, зажав в кулаке гранату с разогнутыми усиками. Так с гранатой в руке он и вышел на блокпост. Уже рассветало, через пост двигались первые машины. Когда он в окровавленном рваном бушлате, с автоматом и гранатой в руках вывалился из леса и пошел по полю, дежурившие милиционеры потеряли дар речи. Макаров рассудка не потерял, загнул усики на гранате, положил оружие на землю и только после этого потерял сознание.