Фуллстоп
Шрифт:
Александр развернулся лицом к нападавшему, но тот его опередил:
— Кто вам позволил? — прерывистым голосом вопросил незнакомец, потрясая перед носом Александра спасенной от подписи бумагой и ручкой. — Кто вам это позволил?
На незнакомце была шляпа, которая шла ему как корове седло, дисгармонируя с худым и желчным лицом, не делая его ни интеллигентным, ни культурным. Зачем она в такую жару?
— Я полагал… — сконфуженно пробормотал Александр.
— Полагать будете, когда докторскую степень получите, — сварливо обрезал его гость. — Или хотя бы кандидатскую. Развелось на нашу голову полагателей, за каждым глаз да глаз нужен. Ручку
Он сдернул шляпу с головы, и ее причина прояснилась — незнакомец был лысоват. Глубоко посаженные глаза обежали Александра от макушки до пят, после чего гость сунул ему руку и с той же отрывистой неприязнью произнес:
— Солонина. Можете не представляться, ваше имя я знаю.
Александр от неожиданности пожал безвольную ладонь незнакомца, но держать ее было так же приятно, как мертвого зверька, и он поторопился разжать пальцы.
— Что встали, милейший? — обладатель неблагозвучной фамилии раздраженно обернулся к водителю. — Разгружать за вас я буду?
После этих слов он сунул накладную под мышку и направился к административному корпусу, абсолютно не интересуясь судьбой оставленного груза и выражением лица шофера. Видимо, он был членом той самой группы, которая прибыла изучать феномен цветка, и Александр торопливо последовал за ним, чтобы не пропустить момент, когда понадобится.
Солонина, несмотря на худобу, шагал грузно, загребая ногами проросшую сквозь асфальт траву и морщась от яркого солнца.
— До чего же гнилое место, — не глядя на Александра, пожаловался он его тени на дорожке. — Жара, духота, до пляжа километр, вы вот еще тоже... Неужели трудно было удержаться? В ресторан пойти, напиться, как все нормальные люди? Дебош устроить с битьем стекол? В море ночью залезть, в конце концов?
Поставленный таким образом вопрос заставил Александра растеряться. Солонина, похоже, ответа не ждал, потому что без всякого перехода продолжил:
— Что он, большой?
— Огромный, — виновато ответил Александр. — Восемь этажей.
— Я о санатории, — снова поморщился Солонина. — Цветков я ваших, что ли, не видел.
— Видели?
— Представьте себе. И везде в основе какой-нибудь хлыщ вроде вас, — он махнул рукой в направлении Александра, не с обвинением, а с какой-то запредельной усталостью. — Гений непризнанный. Силы девать некуда. Хватают свои тетрадочки, и давай строчить. Никакой ответственности, никакой мысли об окружающих, сплошное чистое эго. Почесать там, где приспичило, выразить на бумаге, понимаешь, и баста. Дальше хоть трава не расти.
Он бросил короткий взгляд на Александра.
— Да вы не обижайтесь, — проницательно угадал он причину молчания. — Натура человечья такая, на красивые слова падкая, не вы один. История тоже. Придумали этому занятию ореол романтики, ах, схождение музы, ах, божественный огонь, и давай непременно нести его в массы. Как будто тем это нужно.
— А что нужно массам? — охрипшим голосом спросил Александр.
— Электростанции, — рубанул Солонина. — Новые дома. Железные дороги. Космос, в конце концов. Но вы же не о людях думаете в такой момент, только о себе. Потом задним числом на конференциях начинаете оправдываться, мол, это для потомков, выстраданный итог всей жизни, опыт поколений, художественное осмысление, новая форма, и прочую ахинею несете. Кишка тонка правду сказать.
— Какую правду?
— Простую, — лицо Солонины опять скривилось. — Ну сбросили вы, так сказать, излишнее давление нейронов на черепную коробку в атмосферу, так это простое гигиеническое действие, как умывание или чистка зубов, организм свой облегчили, подобные вещи скрывать надо, а не выпячивать. А еще лучше делать их в специально отведенных местах, где никто не увидит. С соблюдением требований гигиены.
Александр остановился.
— Вас послушать, так никакого различия у литературы с отхожим местом, — криво усмехнулся он. — И там, и там — физиологические потребности, а не результат работы интеллекта.
— Много вы думали над тем, что этот цветок породило? — едко парировал Солонина. — Ночей не спали, план составляли, слова подбирали, заменяли одно другим? Или просто сели и рубанули с плеча, как бог на душу положил?
— Последнее, — через силу признался Александр.
— Так какое это имеет отношение к работе интеллекта? И к работе вообще? Это, мой милый, непроизвольное текстоиспускание.
Ответить было нечего, да, собственно, и незачем — административный корпус встретил их открытой настежь задней дверью, и Солонина прекратил разговор. Они прошли приземистое длинное строение насквозь и вышли на площадку к воротам. Там рабочие уже растянули купол, похожий на гигантскую палатку, одной половиной заходившую на территорию, другой накрывавшую часть улицы. Вход в шатер был с обеих сторон, но внутри пространство делилось пополам высоким деревянным порогом, выкрашенным ярким суриком. Граница санатория, догадался Александр. Значит, на ту сторону ему нельзя.
Пахло смолой, свежими стружками и краской. Дальний проем, выходивший на улицу, потемнел и пропустил внутрь фигуру, которую сопроводил шум отъезжающего мотора. Александр отметил, что машина была легковой, а не грузовой.
— Господи, какой запах, — громко и весело сказал вошедший, втягивая ноздрями воздух и выталкивая его короткими порциями, как хороший дегустатор. — Детство в чистом виде. Ездили летом в пионерский лагерь, Александр Дмитриевич? В походы ходили?
За ним следом просочился молчаливый человек с бесцветным лицом, остановился у выхода и так замер. Был он помощником или полноценным членом оперативного штаба, осталось неясным.
— Не надо с порога в трансдеривацию, — хмуро сказал Солонина прежде, чем Александр открыл рот для ответа. — Утомляет, знаете, после скоростного перелета, одно и то же каждый раз. Вы бы хоть новенькое что-нибудь выдумали.
Он поддернул брюки, уселся прямо на штабель досок, сложенных для дальнейшего обустройства палатки, и устало прикрыл глаза.
— Новенькое — это хорошо забытое старенькое, — засмеялся вошедший, подступая к красному порогу. — Впрочем, новенькое тоже можно. Вы уже провели с пациентом свою физиологическо-фекальную беседу? Или, виноват, я ее как раз и прервал?
Он подмигнул ошеломленному Александру.
— Провел, — без тени смущения ответил Солонина, не открывая глаз. — Можете забирать его для своего психотехнического анализа, или как он там у вас теперь называется? Заодно на цветок посмотрите. Восемь этажей… Это, черт побери, забавно.
Говоря это, он сделал вялое движение рукой, означавшее что угодно, только не интерес к цветку. Вошедший переступил демаркационную линию и подошел к Александру, с любопытством рассматривая его сквозь модные солнечные очки-хамелеоны. Был новый гость кудряв и энергичен, чем-то напоминая молодого Блока, но руку Александру не протянул — несовременно. Тот тоже не стал проявлять инициативу.