Фундаментальные основы права. Компаративистика в юриспруденции.
Шрифт:
Можно согласиться, что относительно вещей в себе у нас есть лишь умозаключения, не имеющие абсолютной и необходимой убедительности для нашего сознания – верховного и неограниченного повелителя нашей жизни.
Мы можем доказывать простоту, неразлагаемость, непротяженность души или то, что мир состоит из атомов, одинаковых или различных по свойству, без полной, очевидной убедительности, т. е. мы не владеем абсолютным знанием. Но невозможность абсолютного знания лежит не в свойствах нашей души, а в свойствах нашей материальной организации и указывает не на недостатки в самой способности нашего понимания, но лишь на то, что оно заключено в ограничивающие его рамки. Так, о глазах можно сказать, что они близоруки или дальнозорки, или слабы, или нуждаются
Отвергая это положение, мы тем самым отвергаем не только возможность абсолютного знания, но и всякого знания вообще; иначе говоря, наше знание относительно лишь в смысле отсутствия в нем всеобщности, а не в смысле отсутствия верности тех суждений, которым наше сознание вполне доверяет. Доказывать относительность нашего понимания вообще – это значит доказывать, что мы не можем иметь ни одного верного суждения вообще или что такие суждения случайны; но и то, и другое уничтожают в основе само понимание.
Наши суждения могут быть или верны, или ложны, но не могут быть верны наполовину. Если бы они были случайно верны, то имели бы убедительность лишь для одного лица, их нашедшего, и лишь для одного момента; но даже это лицо и в этот момент не могло быть убеждено в верности суждения.
Сам Конт, понимая, что своими положениями разрушает «всякую основательность наших мнений», думает избежать абсолютного скептицизма, необходимо вытекающего из его положений, признавая, что единство понятий устанавливается в результате сходства человеческой организации и одинаковости среды, но эта поправка не изменяет дела, ибо также отрицает понимание вообще.
Одинаковость среды и сходство организации указывают лишь на сходство впечатлений, могут объяснить сходство представлений ума о предметах, но не могут объяснить тождественности хотя бы одного суждения, одинакового у всех людей. Одинаковость среды определяет тождественность предметов, на которые может направляться познавательная способность человека, но тождественность основоположений всякого ума невозможно объяснить сходством человеческой организации, а без тождественности основоположений, аксиом, к которым должно быть сводимо всякое суждение, немыслимо понимание ни предметов, ни суждений людей.
Понимание вообще обусловливается тем, что мы одну и ту же способность, действующую всегда на одинаковых основаниях, направляем на различные предметы, определяя целостно и однообразно их отношения друг к другу, а понимание людей между собой определяется лишь тождественностью этой способности у всех. Различие мнений людей объясняется не различием их способностей, но недостаточностью оснований в суждениях.
Стараясь добиться согласия, мы возводим суждение к одним общим для всех основаниям, ибо само понимание обусловливается существованием единой истины, как един ум, так что истина субъективно есть полная и необходимая убедительность ума в чем-либо; объективно она есть согласие предмета с суждением. Полное согласие с тем, что необходимо убедительно для одного, с такою же убедительностью необходимо для всех, указывает на то, что познавательная способность безлична. «Жалкий дикарь, видевший мало вещей и имеющий еще менее понятий, однако составляет их не иным путем, чем и глубочайший философ. Дикарь, самостоятельно думающий, есть существо более мыслящее, чем те ученые, которые лишь повторяют за другими» [17] .
17
Гердер И. Идеи к философии истории человечества («Ideen zur Philosophic der Geschichte der Menschheit») (1784–1791). M.:
Но единство духовных способностей, как свидетельствует история народов и индивидов, не исключает бесконечного разнообразия в проявлениях духовной жизни. Источником этого разнообразия, снова повторяем мы, является не разнообразие оснований, но лишь бесконечное содержание, заключенное в духе, которое в его целости не могут исчерпать не только индивиды, но и народы. Разнообразие в духовном характере народов объясняется тем, что один народ развивает по преимуществу одну сторону человеческого духа, другой – другую, причем на этих сторонах сосредоточивает почти все свое внимание.
Здесь единство человеческого духа в своих основаниях обнаруживается в том, что один народ принимает стремления и результаты другого народа, хотя в его сфере и не может возвыситься до его результатов. Мы восхищаемся греческой красотой, точностью определений римского права, непреклонной логикой индийских философских систем, нравственным изречением китайских основных книг, и этот факт доказывает, что все народы выступают только выразителями разных сторон человеческого духа, одинакового в своих основаниях. В противном случае народы не только не могли бы восхищаться и подражать духовной деятельности один другого, но даже понимать ее.
Но бесконечное содержание человеческого духа, обусловливающее возможность бесконечного прогресса, объясняется тем, что даже в своей специальной области народы не могут исчерпать всего своего содержания. Греки не исчерпали идеи красоты, римляне – всего содержания права, и т. д. Точно так же не раскрыто и содержание идеи государства. Определение связи между государством и духовным свойством человека – задача в сущности двойственна: объяснение соотношения между духовной сущностью человека и существовавшими государствами и выявление духовных потребностей человека, которые не были удовлетворены существовавшими государствами, т. е. надо раскрыть еще не раскрытое содержание идеи государства. Формулируя эти задачи, мы, конечно, не хотим сказать, что они могут быть исчерпаны каким-либо одним исследованием, но для начала надо указать, в чем состоят эти задачи.
Обратимся к основным свойствам нашего духа, определяющим и направляющим духовную деятельность человека. Наш дух управляется идеями. Мы употребляем термин «идеи» для выражения тех вечных типов, которые определяют и регулируют различные стороны человеческой духовной деятельности. Слово «идея» мы употребляем в том же смысле, какой ему давали Платон и И. Кант. «Платон, – говорит Кант, – употреблял слово «идея», разумея под нею, очевидно, нечто такое, что никогда не может быть заимствовано нами от чувств, а, напротив, далеко превосходит понятия рассудка, ибо в опыте никак нельзя найти чего-либо равносильного идее» [18] . «Под идеей я разумею необходимое понятие разума, которому нет соответствующего предмета в нашей чувственности» [19] .
18
Кант И. Критика чистого разума. М.: ЭКСМО, 2006. С. 275.
19
Там же. С. 278.
Идеи мы трактуем как понятия, данные в смысле прирожденное™ их душе или в смысле их свойственности душе, в силу которой дух неизбежно приходит к ним, находя в них руководящие начала, определяющие и направляющие душевную деятельность.
Идеи составляют незначительную часть возможного содержания нашего мышления. Причем в их содержании нет ничего относящегося к ощущению или заимствованного от ощущения: они есть чистые произведения разума. Человек неспособен представлять наглядно предметы, к которым относятся идеи, мы не подобно предметам, понятия о которых он черпает из чувственного опыта.