Функции "младших героев" в эпическом сюжете
Шрифт:
* * *
Мы вернемся к эпизоду из "Монашества Гильома" – "Заточение Гильома у Синагона", но рассмотрим его в другом ракурсе.
При описании темницы, куда заточен Гильом, настойчиво подчеркивается ее сверхъестественная отвратительность:
...тюрьмы подземной, Холодной, грязной, непроглядно мрачной,
Где стаи крыс прожорливых шныряли,
Кишели гады, пауки и жабы.
Вплоть до немецких стран тюрьмы нет гаже
(3204-3208; см. также 3511-3512)
Так образ темницы из реального узилища превращается в воплощение мифологемы Нижнего мира.
События этого эпизода развиваются так: с великим трудом пленив Гильома, Синагон держит его в подземелье семь лет, а затем требует от его родича Ландри, чтобы тот призвал Людовика и французов к походу на него, Синагона. Когда же французы приходят, осаждают сарацинского короля и положение Синагона становится отчаянным, он предлагает Гильому перейти на его сторону, тот отказывается, и его заточают в башню. В решительный момент боя французов с сарацинами Гильом вышибает дверь, в одиночку сражает множество врагов и вместе с соотечественниками завершает разгром Синагона.
Возникает закономерный вопрос: зачем Синагону понадобилось провоцировать поход французов против него? Если он хочет биться с Людовиком, то почему не нападет сам? Мы полагаем, что ответ лежит в мифологическом подтексте данного эпизода. А именно: поскольку темница, куда Синагон заточает Гильома, имеет ярко выраженные черты Нижнего мира, то и сам Синагон может рассматриваться как персонаж, генетически восходящий к образу владыки преисподней, который, как известно, тождествен своим владениям ([Пропп 1996. С. 235 и др.] Ср. также в греческой мифологии "Аид" – и название мира мертвых, и имя его владыки) и не может их покинуть.
Синагон и Ландри – персонажи, четко соответствующие своим ролям в архаической схеме мотива "герой в подземелье", – с той лишь разницей, что из-за полного отсутствия не только матримониальной ситуации, но и вообще женщин в этом эпизоде, Синагон никак не может быть тестем. В роли спутника-помощника выступает не только Ландри, но и всё французское войско – ситуация, уже встречавшаяся нам в "Джангаре". В целом "Заточение Гильома у Синагона" можно считать одним из наиболее показательных воплощений эпико-героической модели реализации мотива "герой в подземелье".
Другая, еще более колоритная реализация этого мотива – песнь "Взятие Оранжа". Ее сюжет сводится к следующему. Гильом и Орабль, супруга сарацинского короля, заочно влюблены друг в друга. Чтобы увидеться с ней, Гильом в сопровождении двоих спутников проникает переодетым в Оранж, где правит пасынок Орабль. Орабль благосклонно встречает влюбленного француза, однако сарацины опознают Гильома и нападают на него. Безоружный, он бьется жердью, пока Орабль ни достает ему и его спутникам доспехи. Эти трое и Орабль запираются во дворце, который сарацины вынуждены штурмовать. После безуспешного штурма враги проникают во дворец через подземный ход, одолевают Гильома числом и бросают его вместе со спутниками в темницу. (Здесь мы встречаемся с первой логической неувязкой: совершенно непонятно, как трое могут держать круговую оборону дворца. Объяснить эту неувязку просто: автору необходимо ввести тему подземного хода, хорошо знакомую нам по другим сказаниям и играющую важную роль в этом сюжете.)
Итак, Гильом – в подземелье. Далее события развиваются по ожидаемой схеме: Орабль спускается к нему, тайно выводит его и спутников во дворец, кормит их – любопытно, что никто при этом не замечает Гильома. Далее они создают весьма оригинальный план спасения: один из спутников Гильома должен выйти подземным ходом и сообщить французам, что Гильом в плену; а чтобы этот вестник не заблудился в подземном ходе, Гильом и Орабль провожают его до половины дороги (sic!). Мотивация столь алогичного поведения Гильома проясняется при сравнении с "Алпамышем" и близкими по сюжету сказаниями: герой никогда не бежит из подземелья через подземный ход, кроме того, он как правило не принимает свободу непосредственно из рук героини, помощь которой в деле освобождения героя должна быть только косвенной. Тот факт, что до отправления вестника Гильом пребывает во дворце незамеченным, объясняется инерцией сюжетного клише: как мы знаем, героиня обычно кормит героя в подземелье, и подъем во дворец в данном тексте – не более чем неудачная трансформация клише.
Гильом должен быть освобожден французами, и он, ожидая спасителей, играет в шахматы с Орабль. Попытаемся разрешить вопрос, почему он не может воспользоваться подземным ходом (также как и Алпамыш, и Илья Муромец, о котором речь пойдет далее). Для этого нам нужно понять, что из себя этот подземный ход представляет. Как мы отметили, вестник Гильома боится заблудиться в этом ходе. Это драгоценная деталь: она свидетельствует, что перед нами не реальный тайный выход наружу, а нечто вроде лабиринта. Ранее мы ссылались на суждение А.Ф. Лосева о том, что Критский Лабиринт – не реальное сооружение, а мифологический образ, воплощающий запутанность и безысходность Нижнего мира. Сарацины, легко находящие дорогу в этом подземном ходе (собственно, даже не ищущие, а просто знающие ее) – это наследники образа мифологических врагов, обитателей преисподней. Орабль – тоже сарацинка (хотя и хочет принять крещение, что делает ее положительным, а не демоническим персонажем), кроме того, она – женщина, то есть пока всецело принадлежит Нижнему миру, а потому властвует над путями преисподней (она во всём типологически тождественна Ариадне). Иными словами, подземный ход, прорытый к темнице героя, – это один из путей внутри Нижнего мира, им легко пользуется иномирная героиня, но вывести героя в мир людей этот ход не может. Герой ждет помощи сверху (Алпамыш – в буквальном смысле слова; Гильом ждет помощи от соотечественников, типологически – существ Среднего мира). А пока что он играет в шахматы с Орабль.
И тут в действие вступают законы не клише, а данного сюжета. Ведь французское войско идет освобождать Гильома! – значит, он должен снова оказаться в темнице. Что и происходит. Далее следует уже упомянутый эпизод с предложением перейти на сторону врага и бой Гильома с сарацинами. Одновременно подходят французы, но здесь символика структуры сказания нарушается: они проникают во дворец по подземному ходу (видимо, автор жесты слишком увлечен этим образом). Песнь завершается победой французов, крещением Орабль под именем Гибор и свадьбой.
Как видим, перед нами сказание, чрезвычайно близкое ко второй части "Алпамыша" и подобных ей эпических произведений. Так, героиня казахского сказания о Кобланды, дочь калмыцкого хана Карылга тайно мечтает стать мусульманкой, она освобождает Кобланды и его спутника Карамана, причем Караман соглашается на побег немедленно, а Кобланды – далеко не сразу; во время погони Карылга рассказывает Кобланды об уязвимом месте в доспехе ее отца, которого герой поражает. В финале Карылга выходит замуж за Кобланды. Затруднительно определить однозначно, реализацией какой именно модели мотива "герой в подземелье" оно является – оно имеет черты всех трех. Четко разграничены функции персонажей: причина заточения – сарацинский король (пасынок героини), вестник – спутник, помощью которого герой не пользуется (Гильом не бежит через подземный ход), и героиня, помогающая будущему супругу. В роли спасителя здесь, как и в предыдущем сказании о Гильоме, выступает войско "мира людей".
Нет необходимости указывать на очевидное сходство обоих сказаний жесты Гильома с былиной об Илье и Калине. Более того, ряд моментов во французских песнях проясняет символику отдельных былинных эпизодов. Однако наша былина принципиально отличается ото всех рассмотренных выше эпических произведений – тем, что в ней мотив заточения присутствует дважды, причем формы воплощения этого мотива несхожи и по составу персонажей, и по стадиальности.
* * *
Первая часть былины – заточение Ильи Муромца в погребе. Мы видим сюжет, уже ставший привычным, отсутствует только спутник-помощник в какой бы то ни было форме. В роли архаического тестя опять оказывается правитель, в данном случае не вражеский (как в жесте Гильома), а свой – князь Владимир. Заметим, что в рассмотренных нами текстах первый персонаж ни разу не был тестем или будущим тестем героя ("Калевала" является относительным исключением) – как правило, это вражеский царь, иногда оказывающийся родичем героини. Подобное расхождение с выводами С.Ю. Неклюдова объясняется тем, что его статья написана с привлечением сказочного материала, мы же рассматриваем только эпос.