Функция: вы
Шрифт:
Шарлотта спала в своей постели. Ее умытое, размягченное сном лицо казалось почти безмятежным даже с синяками. Влад снова обезболивал ее, но милосердие его обходилось ей намного дороже, чем месть.
Когда Ариадна вернулась, я сказал:
– Если она умрет, мы не узнаем, кто стоит за ней.
– Мы спасем Минотавра. – Ариадна села рядом. – Я думала, для тебя это важнее всего.
– Важнее, разумеется, но… – Я выдохнул. – Не знаю. Наверное, я хочу понять, ради чего человек готов терпеть столько боли.
– Кого, – откликнулась Ариадна. – Думаю, ради кого.
Я посмотрел на нее, по
Я взял Ариадну за руку. Просто так. Без благопристойного предлога, что нашелся бы еще позавчера. Господи, подумал я. Какие худые незнакомые руки. Приставив ноготь к ее большому пальцу, я надавил – сначала едва, потом сильнее; прочертил ногтем вниз и почти сразу ощутил шершавую ниточку жара на собственной коже.
– Что ты делаешь? – спросила Ариадна, глядя на место, которое я только что поцарапал.
И я, не отпуская, признался:
– Ищу, где болит.
Глава 8
Падение дома Обержинов
Если рядом с Владом я все же забывал, что он не человек – потому что в веселых садистов среди людей поверить было несложно, – то при взгляде на женщину, вошедшую следом за ним, меня окатило почти откровением: это не человек.
– Малой, – кивнул Влад, и я поспешно встал с кровати. – Снежка. – Ариадна держалась поодаль, у окна. – Позвольте представить: Эдлена Скрижальских. Директор по корпоративным и правовым отношениям научно-технологической компании «Палладиум Эс-Эйт».
Рядом с ним стояла высокая женщина в жемчужно-сером пальто, рукава которого с локтя переходили в широкую мантию. У нее было короткое платиновое каре, залаченное до свойств мрамора, и обостренный неудовольствием взгляд. Он проходил сквозь предметы, как лезвие, – холодный, металлический, ощутимо физический, – но особенно тяжелел, соскальзывая в пустоты между ними. Для энтропов Эс-Эйта пустот не существовало.
Взгляд-лезвие остановился у изголовья не-моей кровати.
– Еще и пассионария? – расслышал я.
Улыбаясь, симбионт пояснил нам:
– Мы так между собой называем моих клиентов.
– Мы так много кого называем, – уже громче сказала Эдлена Скрижальских, и голос ее оказался низким, с твердым резким выговором. – Ровно как господин Дедал.
Пройдя мимо, почти сквозь меня, она села рядом с Шарлоттой. Я опустился на свою кровать, не сводя с энтропа взгляда. Если бы я не знал, как рассчитывались и собирались модусы, – если бы я вообще ничего не знал о природе этих двоих, – то подумал бы, что они с Владом приходятся друг другу дальними родственниками. В них обоих угасало что-то общее из прошлого века.
– Ты почти убил ее, – поморщилась Эдлена Скрижальских, коснувшись лба Шарлотты.
– Да, – безмятежно откликнулся Влад. – Чуток просчитался.
– Не рисуйся. Ты вообще не считал.
Энтроп стянула перчатки и сложила на коленях. Я заметил темно-красные, как гранатовые зернышки, ногти и три тонких цепочки с одинаковыми циферблатами. Следом за перчатками на колени лег продолговатый, вытянутый из внутреннего кармана пальто футляр – будто бы для очков, с замком в виде кнопки.
– Следующую партию выдадут только в феврале. Если продолжишь в том же темпе, последнего укола не хватит…
– Хватит, – не переставал улыбаться симбионт. – Когда все закончится, я буду самой тихой чумной мышкой в городе, обещаю.
В футляре лежал шприц. У него был стеклянный корпус, спусковой крючок и заполненная темной жидкостью капсула. Это все, что я успел разглядеть, прежде чем энтроп отвернулась и откинула покрывало. Я услышал шорох, за ним щелчок. На простыне вздрогнуло тело.
– Это дезатрамицин? – спросил я.
Энтроп молча вернула в футляр пустой шприц. Влад хмыкнул.
– Дезатрамицин – популизм, малой. Настоящее лекарство никогда не окажется на рынке. То, что лечит людей, убивает нас, а значит, речь о биологическом оружии. Потому-то мой достопочтенный ментор и почтил нас своим высокобюджетным присутствием. Несмотря на то, что Эдлена априори получает лекарство по мою дрезденско-чумную душу, я все равно должен унизительно клянчить каждый шприц, а она – топать в недры Эс-Эйта, за десяток защищенных дверей, куда проходку бдит лично госпожа-великая. А ведь всего парочку таких шприцев, да в знающие руки…
– Влад, – отдернула его энтроп. – Я запрещаю тебе говорить об этом.
Я так и не понял, подчинился ли Влад или успел сказать то, что хотел. Он только добавил:
– Вашего главного будут лечить тем же.
И замолчал.
Шарлотта тихо, сонно вздохнула. Энтроп укрыла ее и, подобрав перчатки, поднялась.
– Одного укола не хватит, чтобы спасти ее. Микробиом синтропа еще сильнее притушит эффект. Однако его будет достаточно, чтобы остановить размножение атра-каотики Влада внутри организма, при условии, что та перестанет поступать извне. Когда симбиоз иссякнет, ей понадобится медицинская помощь. В части органов он уже заместил исходные ткани.
– Сколько это в днях? – спросила Ариадна.
Эдлена Скрижальских посмотрела на симбионта. Тот молчал, и все молчало. Мы с Ариадной. Дороги за окном. Стылая осенняя ночь. Затем я догадался: энтроп считает. Затем я понял: Влад тоже считал.
– Двое суток, – наконец сказала Эдлена Скрижальских и направилась к выходу из комнаты. – Плюс-минус шесть часов. Если ты снова не полезешь внутрь.
– Какие могут быть сомнения? – Влад отступил, пропуская ее. – Полезу, конечно.
Энтроп задержалась на пороге.
– Правильно. Потому что если твой живой щит умрет или ты потеряешь контроль над тем, что внутри нее, то останешься единственным козлом отпущения. Ты знаешь, чем это чревато – когда издержки от таких, как ты, превышают пользу.
– Если бы каждый раз, когда я слышал забавную арифметику про издержки и пользу…
– Это не нотация. Мне небезразлично, что с тобой будет.
Но Влад улыбался. До самых резцов.
– Правда? А то вчера, когда я пришел за помощью, мне показалось, что перед тобой стояли более важные задачи. Например, как попасть в наблюдательный совет на место Яна Обержина. Которое, наверное, еще даже не остыло – в отличие от тела Яна Обержина. И тела жены Яна Обержина. И даже детей Яна Обержина.