Футарк. Третий атт
Шрифт:
На кухне сильно пахло чем-то горелым, и я снова открыл окно. Честное слово, если Мэри прибьет Сирила своей любимой сковородкой за то, что он сжег на ней очередной кулинарный шедевр, я возражать не стану!
— Что ты готовил на сей раз? — спросил я.
— Хотел поджарить яичницу, — вздохнул он. — И даже на масле! Но кто же знал, что она так быстро горит? Отвернулся буквально на минуту, и поди ж ты…
— И чем это ты так увлекся? — спросил я, вглядываясь в конверты на столе, и тут же возмутился: — Сирил! Кто тебе разрешил
— А? Что? — он попытался сгрести бумаги в кучу, но не успел, я уже все увидел, да и косвенных улик было более чем достаточно!
Руки кузена оказались перепачканы типографской краской: видимо, Сирил начал с газет (которые в отсутствие Ларримера, конечно, никто не проглаживал), а потом заскучал и принялся за письма.
— Мои письма! — с укоризной сказал я и принялся сгружать пакеты на стол.
— Я их не читал, — заверил он.
— А это что? — я кивнул на вскрытые конверты.
— За кого ты меня принимаешь? Я только рекламу читал!
— Зачем? — удивился я, взглянув на буклеты. — Ты выбираешь корсет или мазь от хруста в коленях?
— Да просто полистал от скуки… Зато нашел себе хобби!
— Какое? — с подозрением спросил я.
— Буду наблюдать за птичками! — Сирил помахал брошюркой с малиновкой на титульном листе.
От неожиданности я аж поперхнулся очередной нотацией, и кузен заботливо похлопал меня по спине.
— Ты же сам мне говорил, что нужно найти себе занятие, — напомнил он. — И мама говорила… И Мирабелла.
— Вообще-то мы имели в виду, что тебе стоило бы найти работу.
— О нет, спасибо, — поморщился Сирил. — Я пробовал, мне не понравилось… Кстати, чем так воняет?
Вместо ответа я вручил ему промасленный газетный кулек, из которого ошеломительно пахло жареной рыбой.
— Это… что? — с подозрением спросил кузен и спрятал руки за спину.
— Это вкусно, — заверил я.
Дело в том, что, вспомнив рабочую столовую, я зарулил к старым знакомцам и разузнал, где можно перекусить на ходу так, чтобы не отравиться. И не устоял перед жареной рыбой с картошкой! Свою порцию (ладно, две) я съел еще горячими, на месте, но и на долю Сирила кое-что захватил. Он сперва морщил нос, но быстро вошел во вкус…
— Хорошо, но мало, — облизнулся он и посмотрел на пакеты. — А там что? Может, пирог вроде вчерашнего? Он был очень даже ничего…
— Сегодняшние я брать не рискнул, — хмыкнул я. — И вообще, вон кладовая, в ней что-то есть, ты сам сказал.
— Но что с этим делать?! — воскликнул Сирил, и я тяжело вздохнул, потом встал, снял пиджак, аккуратно повесил его на спинку стула и закатал рукава.
— Неси всё сюда, — велел я. — А потом налей кастрюлю воды и поставь на огонь! А еще разбери покупки и сковородку помой…
— А что ты собрался готовить? — с интересом спросил Сирил.
— Походный обед, — ответил я, разглядывая ингредиенты. — Не бойся, не отравлю.
— Ты
— Это конина, — заверил я.
— Да нет же, я хочу сказать, его только собакам покупают!
— Ничего, ты не хуже собаки. Кое-где конину за деликатес считают, так что не привередничай и дай мне еще во-он те овечьи ноги! И бекон, его все равно кто-то погрыз.
Скоро в кастрюле уже варилась похлебка с овощами и мясом. Выглядела она не слишком аппетитно, но пахла весьма и весьма недурно. После пары суток пути, бывало, и не такое съедали, а уж горячую (пусть и немного пригоревшую), с маслом и вареными яйцами — смели бы моментально. Как, впрочем, и мы с кузеном.
— Не подозревал в тебе таких талантов, — сказал он, сыто икнув. Потом подумал и добавил обиженно: — Потому ты и не женишься? Сам по хозяйству можешь того-сего, если приспичит?
— Именно, о мой бестолковый кузен, — благодушно ответил я. — Уж с голоду возле кладовой точно не умру.
Сирил тяжело вздохнул и без напоминания принялся мыть тарелки…
— Имей в виду, — сказал он, — там больше ничего нет. Капусту я не считаю, я не коза, чтоб ее жевать.
— Отлично, — вздохнул я. — Вот и повод наведаться к тетушке. Сдам тебя ей с рук на руки, а заодно и поужинаю…
Прекрасным теплым вечером мы приближались к дому тетушки Мейбл.
Я рулил, наслаждаясь подзабытым ощущением (в Мексике автомобиль поди сыщи!), а кузен напевал какую-то развеселую песенку.
— Сирил, — не выдержал я, сворачивая на подъездную аллею, — прекрати, пожалуйста. Ты ужасно фальшивишь!
— Сейчас это модно, — обиделся он, но умолк.
Чета Стивенсонов вкушала ужин: на столе сверкала серебром пузатая крышка, под которой, судя по аромату, скрывалось сочное жаркое, аппетитной горкой высился печеный картофель, поблескивало масло в масленке…
— Добрый вечер! — радостно сказал я.
— Ах, Виктор, — тетушка Мейбл скупо улыбнулась и подставила для поцелуя напудренную щеку. Сирила она словно бы не заметила. — Добрый вечер.
Полковник коротко кивнул и поспешил скрыться за газетой.
Блудный сын непринужденно плюхнулся на ближайший стул и принялся за обе щеки уписывать ужин.
— Тетушка, с чего вдруг такая немилость? — удивился я. — Признаюсь, я очень соскучился…
— Я тоже, — кивнула она, как-то напряженно меня разглядывая. — Должна признать, путешествие пошло тебе на пользу: загорел, постройнел…
— Звучит как-то неодобрительно.
— Ну что ты, — неубедительно запротестовала тетушка, постукивая пальцами по столу, и поджала губы. — Я очень… — она запнулась и поправилась: — чрезвычайно рада, что ты наконец взялся за ум! Однако ты мог бы положиться на мой жизненный опыт и знание людей…