Футболист
Шрифт:
– Теодор Георгиевич, вы папе позвоните, скажите, что вы меня на базу увезли. Только маме не говорите, только чтобы мама не знала, - попросил Арсен и обмяк.
"Волга" ворвалась на ярко освещенную площадку перед дверью, над которой горела красная надпись "Приемный покой". Шофер подкатил к самой двери.
– Ты сейчас в гостиницу давай. Там Мишу найдешь и немедленно его сюда!
– приказал шоферу Олег, помогая Тэду извлекать Арсена с заднего сиденья. Арсен, утратив истерическую моторность,
Олег и Тэд сидели на длинной скучной скамье в ожидании врача, который увел Арсена на операцию. Держа Арсенову сумку на коленях, Тэд механически ковырял указательным пальцем дырку в блестящей материи. Дырку от пулевого входа. Олег внимательно наблюдал за манипуляциями Тэда. Понаблюдал, понаблюдал и посоветовал:
– Ты сумку открой и посмотри, что там пуля попортила.
– А?
– очнулся Тэд.
– А-а-а...
Он открыл сумку и обнаружил там любовно упакованные в целлофан адидасовские бутсы, простреленные насквозь.
Ворвался Миша с криком:
– Ну как там? Мне шофер все рассказал.
– Оперируют, - информировал его Олег.
– Дела.
– Миша уселся рядом с Тэдом, отобрал у него бутсы, поковырял тоже дырочку, повторил: - Дела.
С дребезжанием растворилась стеклянная дверь, и появился оживленный самоуверенный врач. Трое молча смотрели на него.
– Вот что значит - настоящие мужчины, футболисты!
– радостно констатировал врач.
– Другие бы уже кричали: "Ну как там? Ну как там?" - а они с достоинством молчат.
– Ну как там, доктор?
– спросил Тэд.
– Да все в порядке, - небрежно ответил врач.
– Кость не задета, пуля застряла в мягких тканях, почему-то она была на излете...
– Он взял в руки протянутые Мишей бутсы, посмотрел на них, осознал: - Теперь понятно... Вот что, футболисты, я обязан сообщить о происшедшем органам милиции.
– А почему не сообщить? Сообщай, сообщай, - разрешил Миша.
Шофер "Волги", открыв заднюю дверцу, в размышлении созерцал сиденье.
– Ты мне больше не нужен. Отдыхай!
– сказал ему Тэд.
– Отдохнешь тут с вами.
– Шофер был ужасно недоволен.
– Мне полночи сиденье отмывать придется.
– Поговори у меня!
– проворчал Тэд, последним садясь в "Москвич".
"Москвич" опять бежал за город.
– Он далеко живет?
– спросил Олег.
– Да нет, километров пятнадцать от города, - ответил Миша.
– Ты на всякий случай мою машинку прихватил?
– Прихватил, прихватил, но, думаю, она не понадобится.
– А зачем мы к нему едем?
– задал недоуменный вопрос Тэд.
– Спросить, зачем он это сделал, - невозмутимо пояснил Олег, а Миша конкретизировал:
– Сначала он расскажет нам, кто стрелял, а потом мы его отвезем в милицию.
– А действительно, зачем он это сделал?
– вдруг задумался Олег.
– Не понимаешь, да?!
– завелся Миша.
– Сказал - сделал. Пригрозил привел угрозу в исполнение. Слово держал, идиот!
Дом Гриши - миниатюрная дурацкая крепость - стоял на склоне, окруженный обширным покатым садом, который был освещен спрятанными в траве матовыми фонарями.
Втроем, не таясь, подошли к двери в могучем каменном заборе и позвонили. Звонок раздался где-то поблизости. Очень скоро из-за двери поинтересовались:
– Кому что надо?
– Гришка дома?
– грубо спросил Миша.
– Григорий Давыдович отдыхает. Не надо его беспокоить.
– Открывай, а то дверь сломаем к чертовой матери!
– заорал Миша.
– Зачем же ломать?
– донеслось из-за двери.
– Хочешь, чтобы открыл? Открою.
Открыл ветхий старичок.
– Ты кто?
– грозно полюбопытствовал Миша.
– Дядя, - исчерпывающе ответил старичок.
– Кто в доме?
– Совсем один Григорий Давыдович. Одинокий.
– А шпана его где?
– Шпана Григория Давыдовича привезла и уехала.
Миша отстранил старичка, и они пошли к дому. Сад светился в ночи, а дом был темен. Они шли к дому выложенной каменными плитами дорожкой.
Миновав громадную террасу, проникли в огромную гостиную, полуосвещенную садовыми фонарями. Миша решительно включил электричество.
Пусто было в гостиной. Миша потребовал объяснений у старичка, который плелся за ними:
– Где он?
– В кабинете, наверное.
– Старичок рукой указал на дверь наверху, к которой вела красного дерева винтовая лестница. Все трое поднялись по этой лестнице, и Миша открыл дверь. В кабинете было совсем темно. Миша долго шарил рукой по стене, прежде чем нащупал выключатель. Вспыхнула люстра. Прижавшись к ней и слегка оттеснив ее в сторону, на короткой веревке, привязанной к фундаментальному люстровому крюку - он мог выдержать и десять пудов - висел Гриша без пиджака и ботинок. Ноги в носках всего сантиметров на десять не доставали до пола, накрытого ковром.
Неразделимая в этот день троица устало ввалилась в гостиничный вестибюль. У ресторанной двери их ждал метрдотель. Он распахнул эту дверь и возгласил:
– Прошу!
В ресторанном зале, как и положено по нынешним правилам - шел первый час ночи - посетителей не было. Но строем стояли официанты. Но нетронутой гастрономической роскошью на белоснежной скатерти предлагал себя накрытый посредине стол. Но замер оркестр на эстраде.
Как только они вошли, оркестр рявкнул футбольным маршем Блантера, тем, который в сороковые - пятидесятые годы любовно звался "Мазуркой Синявского".