Футуриф. Токсичная честность
Шрифт:
Внезапно Сван Хирд хлопнул своими широкими ладонями по столу.
— Ну! Мне почти то же самое рассказывали ребята — облачные хиппи в Копенгагене.
— Какие хиппи? — переспросила шкипер «Ласточки».
— Облачные хиппи, — сказал он, — самые продвинутые со времен Джона Леннона. Они не отвлекаются на чепуху, а погружаются в нирвану, только ноздри оставляют в сансаре в связи с технической необходимостью дышать. Мы с ними неслабо обкурились, и я даже сотворил композицию. Кстати, в этом круизе я еще не пел ее. Сейчас попробую…
С этими словами он разложил на
Выдав для разминки несколько звуковых комбинаций, Сван пару раз резко выдохнул, распушил пятернями свою и так лохматую шевелюру — и запел неожиданно негромко.
Композиция называлась «Магия облачного сна».
Главный герой композиции, будто бы, провалился в некое круглое облако, похожее на огромный кактус, и висевшее над крышами домов.
Внутри этого облака был волшебный мир, который на самом деле представлял собой реальность, в то время, как обыденная реальность выглядела в нем одним невзрачным клубком серой пыли, перекатываемым теплым разноцветным вихрем живого ветра…
…Пройдя по изумительным и безграничным звучащим тропинкам волшебного мира, главный герой вернулся домой под грустно-плачущий звук последнего аккорда…
— Вот такая песня, — заключил гало-рок музыкант, выключив синтезатор.
— Да… — задумчиво произнесла Кэтти Бейкер. — …Пожалуй, эта идея родственна той, о которой говорят мифы, относящиеся к «Dreamtime».
Инге Сигел растеряно почесала переносицу и напомнила:
— Ты, кажется, собиралась рассказать о мифах акваноидов.
— Да, — Кэтти кивнула, — дело в том, что в мифах акваноидов материальный мир очень недавно обособился от «Dreamtime». Представьте себе, что вся известная вам история реальности начинается только с детских воспоминаний вашей мамы. До того никакой связной истории не было, а было нечто вроде мира внутри кактуса-облака из песни.
— Я врубился! — объявил Огер, — Выходит, что для акваноидов любые события, которые случились ранее полувека назад, это как бабушкины сказки про зайчиков и белочек.
— Что-то в этом роде, — ответила Кэтти.
— Но, — продолжил Огер, — у меня тогда не укладывается в мозгу: если акваноиды такие первобытные, то как они могли разрушить гипер-лайнер? Или это не их рук дело?
— По TV объясняли что-то про магию, — напомнил Крис.
— Чушь это, — Огер с досадой взмахнул рукой, — ты сам говорил, что по этому каналу с редким постоянством гонят какую-нибудь пургу про похищения инопланетянами, про приворотное зелье, и что полеты американцев на Луну были голливудским фэйком.
Кэтти Бейкер подняла руки и похлопала в ладоши.
— Давайте, я попробую объяснить. Мы живем в культурной среде, которая неявно нам внушает, будто давние исторические события имеют какое-то сегодняшнее значение. Преклонение перед чьим-то историческим выбором, и некими старинными духовными ценностями встречаются на каждом шагу. Но представим себе культурную среду, где ничего подобного нет, где история со всеми, якобы, ценными древними фишками, не существует. И что? Разве отсутствие истории делает их недоразвитыми? Представьте, например, что вы трое забыли к чертям всю историю, но ваш интеллект, ваши навыки работы и быта, ваши межличностные отношения — в полном порядке. Мне кажется, вы ничего не потеряете при таком раскладе. Скорее, наоборот: в мозгах не будет чепухи, и появится дополнительное место для полезных знаний.
— Даже не знаю… — неуверенно отозвался Крис.
— Ты хочешь сказать, — спросила Елена, — что у акваноидов вот такое вне-историческое общество? Что их обычаи, знания и умения выглядят появившимися из ниоткуда?
— Это моя гипотеза, — уточнила шкипер «Ласточки».
Инге недоверчиво помахала руками, будто перемешивая что-то в воздухе.
— Я не понимаю! Как такое могло получиться? Ведь обычаи берутся из истории, так?
— Нет, — возразила Кэтти, — и обычаи, и история берутся из политики. Тот политический истеблишмент, который в данный период находится у власти, предписывает какие-то правила, которые шутки ради называются обычаями и моралью. Для психологической убедительности, этим обычаям и морали придается историческое обоснование, причем исторические трактовки стряпаются заново каждой новой генерацией истеблишмента. Наверное, не случайно при смене политического курса переписывается история.
— Что? — переспросила Инге, — Как это переписывается история?
— А так. В средние века — вручную. Сто лет назад — в типографии. А сейчас, поскольку компьютерная эра на дворе — просто заменой файла. Нажимаем кнопку, на клавиатуре, происходит замена файла, и история уже другая. И обычаи другие. И мораль…
— Нет! — воскликнула шведка, — Такого, не может быть потому что…
…Тут она рефлекторно замолчала, увидев, как Огер по водолазному подал знак: рука согнута в локте, и ладонь движется перед грудью вверх-вниз. Сигнал «проблема». Еще секунда, и она сердита спросила:
— Огер, что ты меня затыкаешь, а?
— Инге, просто вспомни: какую доверенность мы перед отъездом оформили на Эшли?
— Я помню. Мы оформили доверенность, чтобы она нас представляла в суде по поводу признания нашего клуба отдельной религиозной общиной.
— Точно, — включился Крис, сообразив о чем речь, — а ты помнишь, зачем?
— Конечно, я помню! Религиозная община может не отдавать детей в государственную школу, а учить в общинной школе, если в государственной программе не учитывается специфика их религии. Мы семь раз это обсуждали. Я уже наизусть помню!
— Я тоже помню наизусть, — Крис улыбнулся, — и сейчас Кэтти говорит тебе о том же…
— …Понятно, — перебила Инге, — но ведь Кэтти говорит не о школе, а вообще.
— Это самое «вообще», — заметил Огер, — начинается со школьной истории и этики.
Инге снова замолчала, сосредоточилась на несколько секунд, после чего, обращаясь к шкиперу «Ласточки», и спокойно объявила:
— Ты права.
— Да, — сказала та, — видимо, так. А какая религия у вас в общине, если это не секрет?