Гагана
Шрифт:
В секретный архив Ватикана отправились трое – Рыбаков и Вася Хромов, как знающие итальянский, и Герман, как знаток латыни. Разрешения на изучение архивов у группы аркаимовцев имелись на всех пятерых, но так как двое – Олег и Сергей Медов, не умели читать ни по-итальянски, ни по латыни, их отпустили на денёк туристами осматривать достопримечательности.
Площади, площади, площади, величавые соборы, церкви, отшлифованное западными ценностями, выхолощенное католическое духовенство с восковыми лицами чиновников их западного бога, и опять площади. Всё не так, как дома. Пока аркаимовцы, оставшиеся не удел из-за своего невежества, бродили, глазели на нескончаемые достопримечательности, их товарищи работали в поте лица. Прикрывшись чужими фамилиями, они с головой ушли в работу. В их изысканиях им существенную, ключевую помощь оказал Герман: обладая звериным чутьём, он угадывал направления поиска, точно определял промежутки исторических эпох, и почти никогда не ошибался. Всю работу Арсению с командой удалось закончить в четыре дня. Он нашёл то, о чём и не мечтал. След Чаши показался на бумагах тринадцатого века, потом нырнул во тьму, чтобы появиться уже в конце тридцатых годов двадцатого века.
Глава 5
На этот раз проводил чёрную мессу сам Папа римский Иоанн XXIII. Чтобы воззвать к хозяину – вызвать Люцифера, требовался первосвященник. С собой папа, – в миру разбойник и морской пират Бальтазар Коса, – принёс Чашу Силы. Такому могучему артефакту отводилась центральная роль в мессе. Все прежние неудачные попытки связаться напрямую с дьяволом сановные сатанисты объясняли недостатком инструментов и оказываемого князю тьмы почтения. Теперь же сам папа, с недавних пор занявший пост магистра секты "Зелёная Рука", приклонял колени перед первородным злом. Через сто пятьдесят лет после того, как Чаша оказалась в распоряжении католической церкви, только сегодня удалось ею воспользоваться по прямому, как думали сатанисты, назначению. Для папы были открыты двери любых хранилищ, и он без зазрения совести пользовался привилегиями своего сана.
Месса происходила в осквернённой церкви. Стрельчатые окна занавешены. Пропускала свет полнолуния первого понедельника осени цветная розетка, наблюдающая за происходящим в храме кощунством оком, лишённым век. Иоанн XXIII с непокрытой головой облачился в коричневую ризу, на которой спереди была изображена нагая блудница верхом на жирном борове, а сзади та же блудница стояла на четвереньках, и уже боров восседал на ней, разместив на её спине впечатляющие своими размерами кабаньи причиндалы. Коста стоял на амвоне перед алтарём, на котором лежала обнажённая, одурманенная колдовским зельем невинная девушка монашка. Между её мерно вздымающихся грудей стояла Чаша Силы, олицетворяющая собой потир.
Окропив девушку забродившим красным вином, священник разложил на её животе, ставшим алтарём, предметы чёрного ритуала. Папе внимала многочисленная паства секты, стоявшая внизу. Не меньше пятидесяти человек, посвящённых в тайны высшей ступени "Зелёной Руки" церкви "Чёрного Солнца", пришли сегодня, чтобы отдать свои души дьяволу. Знатные синьоры и синьорины, растленные монашки, нимфетки, приведённые специально на ритуал в качестве мяса, епископы, маньяки и даже один палач. Мужчины и женщины стояли босиком. Чёрные рясы прикрывали их голые тела. Они возносили хулу господу, сквернословили, протягивая руки Козлу, готовые к срамному поцелую и любому преступлению.
Взяв с алтаря-живота переписанную некромантом на сатанинский манер библию в переплёте из волчьей шкуры, священник раскрыл её посередине. Страницы книги имели цвет с одной стороны чёрный, а с другой – алый, буквы текста на такой подложке выглядели белыми, извивающимися на бумаге червяками.
Произнеся три раза: "Да падёт его кровь на нас и детей наших! Козёл наверху, Козёл вверху! ", – Иоанн приступил к чтению книги бытия задом наперёд. Как только его голос возвысился под своды храма, мрачно, глухо, мощно зазвучал барабан – "Туб.... Туб.... Туб.... Туб....". Чёрные свечи, изготовленные из сала казнённых преступников, вспыхнули высоким зелёным пламенем, закоптили прогорклой вонью; перевёрнутый крест, висящей на стене за алтарём, осветился снизу – литургия во славу Нечистого началась.
Иоанн всё убыстрял чтение, слова сминались в зловещий бубнёж, его паства вторила ему заклинаниями: возвысив голос до крика, он схватил с живота монахини горсть красных треугольных просвир и кинул в толпу. Люди, войдя в транс, кинулись их подбирать. Как только кому-то удавалось схватить просвиру, он сразу запихивал её себе за щеку и начинал жевать. Они все отлично знали из какой пакости делали извращённый аналог причастия. Знали, что готовят его из муки, менструальной крови, гнилой спермы, кала и дурмана, но всё равно страстно разжёвывали его, смаковали, жадно заглатывали, как какую-нибудь восточную сласть. Папа продолжал кидать пригоршнями красную просвиру до тех пор, пока сектанты не насытились. Тогда он достал из кармана распятие, кинул его себе под ноги. Его примеру последовали и остальные. Визжа, улюлюкая, брызжа слюной, сатанисты прыгали на распятьях, плевались, а некоторые били символы веры ножами.
Монотонное безумие мессы продолжалось, хотя Иоанн и прекратил чтение: эхо голосов шло от стен, будто изнутри стен, наполняя пространство церкви звуками накатывающего на рассудок затмения. Первой жертвой на чёрной мессе стал белый кот, его ведущий священник, достав из-под алтаря, убил ударом в сердце острой иглой ритуального кинжала. Жертвоприношение происходило над телом плавающей в тумане наркотических грёз девственницы. Кровь обрызгала её лицо и грудь. Выжав из кота несколько струй в чашу, колдун затребовал себе новую жертву. Его прислужники привели к живому алтарю белого ягнёнка, которого постигла участь кота, – ему перерезали горло, немного крови вылили в чашу, а остальной оросили плоть монашки.
Подготовительные действия окончены, старший помощник колдуна выносит плачущего младенца и с поклоном передаёт его Иоанну. Взяв мальчика, колдун бережно укладывает его на освобождённый от прочих предметов живот девственницы и произнеся: "Козёл наверху, козёл внизу! Козёл внизу! Козёл наверху!" – одним движением вспарывает младенца от паха до горла. Детский рёв сразу смолкает, а толпа, наоборот, вопит в экстазе что есть мочи. Кровь ребёнка переходит в Чашу. Прислужники незаметно уносят трупы.
Колдун, подняв Чашу над головой, спускается к пастве. Он первым пробует потир на вкус; сделав два больших глотка, он отдаёт Чашу. Сектанты по очереди прикладываются жадными слюнявыми ртами к чаше, пьют, дуреют, оголяются. Чёрный священник возвращается на место, он тоже вслед за всеми, разоблачившись, ложиться на живой алтарь, открывая путь к всеобщему совокуплению богомерзкой оргии. Одурманенных монашек и дворянок трахают неестественным образом, раскорячив прямо на полу, завалив на ступени, ведущие к алтарю, у стен, в проходах и на лавках. В исповедальнях проходят акты тошнотворного мужеложства. Там процессом дирижирует сам мэтр палач, изувер и гомосексуалист. Это от него секта получает на проведение ординарных ритуалов и шабаши части трупов, это он поставляет сало для чёрных свечей, призрачно озаряющих сейчас всё творящееся непотребство в стенах осквернённой церкви.
Люди сходят с ума: они не просто занимаются извращённым сексом, они добровольно идут на саморазрушение. Сатанисты кусаются, царапаются, сдирают с партнёров кожу. Все в крови, испытывая боль, запретное наслаждение, они собой, своими действиями призывают Сатану. Но ко всем их воплям дьявол остаётся глух. Тьма поглощает всё. Рогатый князь так и не появляется, не показывает его верным последователям свой козлиный лик. Неудача объясняется просто – не та Чаша, а значит, и не тот результат.