Галактический скиталец
Шрифт:
Кроме того, никто даже не мог предположить, что протез был съемным, поскольку все обычные протезы — неважно рук или ног — вживлялись хирургическим путем и становились неотъемлемой частью тел их владельцев. Именно поэтому у Крэга не отобрали протез при аресте и переодевании в тюремную одежду. Крэг изготовил свой протез сам, а один хирург, скрывавшийся от правосудия в Рио, подсоеднил его к культе так, что мышечная ткань держала его на месте автоматически. Но стоило Крэгу нарочно расслабить мышцы культи, как протез моментально становился съемным и превращался в грозное метательное оружие, которым Крэг после долгих упражнений научился поражать цель с поразительной точностью. С известной натяжкой можно было сказать, что у Крэга была «длинная рука». Чтобы вывести из строя одного противника, требовался всего один бросок.
Этим оружием и располагал Крэг в тюрьме.
Через решетку в потолке раздался голос:
— Твой суд назначен на четырнадцать часов. Осталось десять минут. Приготовься.
Крэг посмотрел на решетку и выругался. Но поскольку связь была односторонней, никакой реакции на его выходку не последовало. Крэг подошел к окну и посмотрел на раскинувшийся внизу Альбукерк — третий по величине город Солнечной системы и второй — на Земле. Его пересекала по диагонали яркая лента челночной автострады, которая вела к самому крупному на планете космодрому, располагавшемуся в сорока милях на юго-восток.
Окно не было забрано решеткой, но закрывавшиий его прозрачный пластик был очень прочным. Возможно, ему удалось бы разбить его протезом, но, чтобы бежать отсюда, нужны были крылья. Его камера располагалась на самом верху Здания Федерального Суда, а все тридцать его этажей не имели снаружи никаких уступов — окна и стены были сделано заподлицо. Выпрыгнув из окна, он мог только покончить с собой, а время сводить счеты с жизнью ещё не пришло — его могли приговорить к отсидке на Каллисто.
Он ненавидел этот продажный город, бывший в определенном смысле хуже, чем Марс-Сити, известный своей преступностью и злачными местами. Здесь не грабили на улицах, но именно здесь плелись сети интриг между вечно соперничавшими Союзной и Синдикалистской партиями. Политика расцветала на почве зловонной грязи, в которой были вымазаны не только сторонники обеих партий, но и те, кто старался держаться нейтралитета. Грязь не приставала только к партийной верхушке.
Снова раздался голос из решетки:
— Сейчас дверь камеры открыта. Пройди до конца коридора, где тебя встретят охранники и проводят в зал суда.
Через пластик окна Крэг уловил серебристый блеск приземлявшегося космического корабля и услышал отдаленный рев реактивных двигателей. Он подождал несколько секунд, пока корабль не скрылся из вида.
Больше задерживаться он не мог. Он знал, что его поведение в данный момент имеет значение. Если он откажется выходить, то охранники придут за ним сами, и его непослушание будет учтено при вынесении приговора, особенно, если он окажет сопротивление. В его случае это могло означать разницу между Каллисто и психокоррекцией.
Он открыл дверь и оказался в коридоре — там был только один выход. Два вооруженных охранника в зеленой форме и лучевыми пистолетами в кобурах ждали его примерно в трехстах ярдах. Они стояли у первой двери, пройти через которую, как впрочем и дальше, он мог только с ними.
Он не пытался заговорить с тюремщиками, и они тоже хранили молчание. Когда он поравнлся с ними, они просто расступились в стороны, и он оказался между ними. Дверь автоматически распахнулась, но он знал, что она оставалась бы запертой, будь он один.
Он мог легко убить их обоих. Удар тыльной стороной протеза в лицо охранника слева и молниеносный боковой удар по охраннику справа — они оба умерли бы, так и не поняв, что произошло, и даже не успев потянуться за оружием. Но как пройти сквозь оставшиеся двери и заставить их распахнуться? Вероятность, что ему удастся бежать, была настолько мала, что до вынесения приговора об этом нечего было и думать. Поэтому он спокойно шел между ними, спустился на один пролет вниз и затем уже на другом этаже они прошли по нескольким коридорам, пока не остановились у одной из дверей. Зал суда, где будет слушаться его дело. Дверь распахнулась.
Все уже были на месте, так что он прибыл последним, если не считать охранников, вошедших вслед за ним.
Комната была достаточно просторной, но в ней находилось не более дюжины людей, включая Крэга и сопровождавшего его конвоя. Процедура судебного разбирательства со времен образования Федерации была сильно упрощена, хотя, по крайней мере теоретически, она считалась такой же справедливой и беспристрастной как и раньше.
Судья, одетый в обычный костюм деловых людей, сидел за обычным конторским столом спиной к стене. Два юриста — защитник и обвинитель сидели за столиками поменьше по обе стороны от судьи. Пять присяжных заседателей ждали начала процесса в удобных креслах, стоявших вдоль стены. Техник звуко — и видеозаиси расположился со своей аппаратурой и коробками с пленками около третьей стены. Стул подсудимого стоял по диагонали так, что он смотрел в угол между присяжными и судьей. В зале не было никаких зрителей и представителей прессы, хотя процесс и не был закрытым. Все судебное разбирательство записывалось на пленку, и после его оканчания копии записи могли быть тут же востребованы представителями прессы и всех зарегистрированных средств массовой информации.
Все это Крэг уже видел раньше, когда его судили в первый раз. Тогда его оправдали, потому что четверо из пяти присяжных, а именно столько голосов было нужно для осуждения или оправдания подсудимого, решили, что представленных доказательств его вины недостаточно. Но Крэг все-таки удивился, увидев, кто сидел в кресле судьи. Там сидел Олливер.
Удивительно было не то, что Олливер был тем самым судьей, который судил Крэга шесть лет назад. Это могло быть простым совпадением или потому что Олливер подал прошение с соответствующей просьбой — привилегия судьи, проявившего интерес к преступнику, с которым уже сталкивался раньше. Странным было то, что Олливер будет председательствовать на обычном судебном процессе, разбиравшем заурядный случай. За шесть лет, прошедших с того времени, как они встречались в суде, Олливер стал очень важной птицей.
Хотя судья Олливер и не был таким оголтелым консерватором, как большинство членов Синдикалистской партии, к которой он принадлежал, он добился высокого положения в партийной иерархии синдикалистов и был их кандидатом на выборах Координатора Северной Америки — второго по значению поста в Солнечной системе, которые проходили всего шесть месяцев назад. Он проиграл на выборах, но ему удалось набрать больше голосов, чем любому другому кандидату синидикалистов на этот пост за последние сто лет. Безусловно, его политический вес и влияние были настолько значительными, что он давно должен был отказаться от рассмотрения обычных уголовных дел.
По мнению Крэга, ему так и следовало поступить: хотя он его терпеть не мог как человека, но отдавал ему должное как личности. Крэг был невысокого мнения о политиках, но полагал, что Олливер лучше других подходит для того, чтобы стать государственным деятелем. Крэг не без оснований считал, что Синдикалистская партия будет готовить Олливера для предстоящих выборов на высший из всех постов — Координатора Системы. Союзная партия располагала твердой поддержкой большинства избирателей в Северной Америке и на Марсе, но что касается всей Солнечной системы, то силы партий были примерно равны, и результаты выборов Координатора и распределение мест в Совете Системы были всегда непредсказуемы. Безусловно, Олливер, выдвигая свою кандидатуру на выборах, где у него не было шансов победить, заслужил право баллотироваться на более высокий пост, где почти наверняка одержит победу.