Галера чёрного мага
Шрифт:
— Э—э, капитан, разве химера нас остановит? Громкий смех прокатился по палубе. Араван дал смеху утихнуть и продолжил:
— Окажемся ли мы в опасности или будем умирать от тоски — наша цель отыскать и, если понадобится, спасти друга Эльмара.
Моряки и гномы переглядывались и пожимали плечами. Наконец один из них — это был Лобби — выкрикнул:
— Зачем нас уговаривать, капитан? Что здесь особенного? Если вы решили разыскать друга мага Эльмара, мы ведь не против. Беремся за дело, и все.
Гномы и люди вновь одобрительно зашумели. Араван поднял руку:
— Во всем этом имеется еще одна тонкость, и заключается она в том, что вы должны дать две клятвы хранить секрет.
— Какой секрет, клятвы — кому? И почему две? Что все это значит? — послышались голоса.
— Клятва состоит в следующем: все, что вы увидите, услышите или совершите во время этого похода, навсегда должно остаться в тайне. Ваши языки должны быть крепко связаны, несмотря на вино, на желание увидеть блеск в глазах ваших возлюбленных, друзей, семьи и всех прочих. Вы должны хранить тайну при любых обстоятельствах.
— Даже перед лицом смерти, капитан?
— Даже так, Артус.
— А если будут пытать? — выкрикнул кто—то. Но прежде, чем Араван успел ответить на этот вопрос, вмешался Бодер:
— Капитан, а что если кто—либо не пожелает давать такой клятвы? Что тогда?
По рядам собравшихся вновь прокатился ропот, но мгновенно стих, когда заговорил Араван:
— Не пожелавшие дать клятву будут высажены на острове Ховенкип. По окончании похода мы вернемся и опять возьмем на борт всех, кто захочет плавать на «Эройене» и дальше. Вы у меня отличная команда, и я буду этому только рад.
— Хо—о! — вскричал Бокар, поворачиваясь к Аравану, таким громким голосом, что все подскочили на месте. — Эта клятва не отличается от той, которую мы давали очень давно, впервые попав на борт «Эройена», — навсегда сохранить в тайне секреты его изготовления. И я говорю, что мы, чакка, и на этот раз готовы поклясться все как один. И ни пытки, ни смерть, ни даже вино не вырвут из нас ни единого слова.
В один голос гномы—воины прокричали:
— Чакка ун!
— Бокар прав, капитан, — заявил судовой кок Тренч. — Я тоже готов дать клятву. Кто со мной? — И большой детина упал на колени и крепко прижал к сердцу правый кулак.
Слова Тренча были встречены одобрительным гулом. Люди и гномы опустились на колени и прижали кулаки к груди.
— Первая клятва для меня, — тоже стоя на коленях, сказал Араван, прижимая к груди кулак.
— Что бы ни случилось…
— Что бы ни случилось, — нараспев вторила команда.
— Клянусь всем святым на свете…
— Клянусь всем святым на свете…
— Моей честью и моей жизнью…
— Моей честью и моей жизнью…
— А также самим верховным божеством Адоном…
— А также самим верховным божеством Адоном…
— Что ни одного слова об этой миссии не сорвется с моих губ…
— Что ни одного слова об этой миссии не сорвется с моих губ…
— Что бы ни случилось.
— Что бы ни случилось.
Араван поднялся, а за ним и весь экипаж «Эройена».
— Вы можете свободно обсуждать все на судне, находясь среди тех, кто произнес сегодня эту клятву, но никто другой не должен этого слышать.
— Есть, капитан, — раздался гром голосов, и все в ожидании повернулись к магу.
Старец сначала пришел в замешательство, затем воскликнул:
— Нет, нет, вторую клятву вы будете давать не мне. Несколько озадаченные, люди и гномы вновь переглянулись и вопросительно уставились на своего капитана.
Араван улыбнулся и подал знак черному гиганту. Тот улыбнулся в ответ и, подойдя к двери кормовой каюты, распахнул ее.
— Моряки и воины! — громко прокричал Араван, чтобы все могли его хорошо слышать. — Сейчас вы узнаете, почему вы должны хранить в тайне все связанное с нашей миссией. — Эльф простер вперед руку, приглашая на выход кого—то находящегося внутри каюты. — Леди Джин—нарин!
Луч утреннего света скользнул по «Эройену», драгоценный алмаз—солнце — испустил шафрановое сияние. И на эту сверкающую золотом палубу вступил рыжий с черными лапами лис. На его спине в позе всадницы сидела крохотная дева в одежде из серой кожи. На ее плече висел лук, а к бедру был пристегнут колчан со стрелами. Она прошла сквозь раннее утро, бледная и голубоглазая, волосы темного цвета струились по ее плечам. Команда перестала дышать. Тишину нарушали лишь звуки морских волн, нежно ласкающих корпус корабля эльфа.
Пройдя сквозь свет, Джиннарин пересекла палубу. Люди и гномы расступались перед ней в благоговейном трепете. Джату шел следом. Когда она подошла к каюте боцмана, Джату опустился на колено и вытянул вперед руку. Джиннарин перебросила ногу через спину Рукса и встала на ладонь Джату. Он поднял ее на крышу каюты, затем проделал то же самое с лисом. Маленькая леди вновь запрыгнула на спину Руксу.
Вокруг царило полное смятение. Все были поражены увиденным чудом. Араван спрыгнул вниз и, повернувшись к наезднице лицом, громко прокричал:
— Да здравствует леди Джиннарин! Мощный рев вознесся к небу:
— Да здравствует леди Джиннарин! Ура! Ура! Ура! Рукс стоял неподвижно, как изваяние, и, казалось, не
обращал внимания на шум и крики, раздававшиеся вокруг.
Люди и гномы старались протиснуться поближе, чтобы получше разглядеть явившееся им чудо, и Джиннарин бросила боязливый взгляд на Эльмара. Маг опустил ладонь вниз. Жест означал: не волнуйся, все в порядке.
Джиннарин глубоко вздохнула, подняла подбородок, спешилась и прошла по краю крыши, чтобы все могли ее видеть. Дойдя до Аравана, она остановилась и подождала, пока все приблизятся. И когда все замерли, она заговорила спокойным голосом: