Галерея «Максим»
Шрифт:
– Здравствуйте, тетя Марина, – сказал он, отступая, чтобы пропустить ее. – Проходите, пожалуйста.
– Здоровее видали, – буркнула гостья. За десять лет ее всегдашняя грубоватость никуда не делась. – Ну что, нарисовал?
– Да. Идите в комнату, смотрите.
Марина шагнула в комнату, не разуваясь и не сняв дубленку. В этот момент подал голос ее мобильный, заиграв какую-то очень знакомую мелодию.
– Да? – отвечала она в трубку. – Да, доехала, нашла быстро, не заблудилась. Нет, работы еще не видела. Конечно, позвоню. Пока.
– Это же Бетховен, «К Элизе», – вспомнил Макс, когда она закончила разговор.
– Оно самое, – усмехнулась Марина. – Кстати, об Элизах. Привет тебе от нее. Ну что уставился?
Когда Марина училась в девятом классе, к ним в школу пришел психолог. Самый настоящий. И это было сенсацией. Это сейчас психологами никого не удивишь, их в каждой подворотне учат и дипломы дают. А тогда Маринка Николаева и ее одноклассницы смотрели на этого невысокого темноглазого брюнета с проседью в курчавой бороде как на сверхчеловека, который одним взглядом, как рентгеном, просветит их души и тут же узнает все их самые сокровенные думы, желания и тайны. Однако, к великому разочарованию девчонок, читать их мысли психолог не стал, а вежливо попросил всех желающих принять участие в исследовании. Естественно, ни одного нежелающего в классе не нашлось, все остались сидеть на своих местах. Тогда психолог предупредил, что исследование у него не только добровольное, но и анонимное, никто никогда не узнает, что они написали, поэтому можно быть откровенными и давать те ответы, которые первыми приходят в голову – как правило, они самые верные.
Всех вопросов, которые он им задавал, Марина не помнила. Но один буквально врезался в душу. «Если бы Вы писали о себе книгу, то какой фразой она бы начиналась?» И первая фраза, которая пришла ей в голову, звучала так: «Она была очень некрасива».
Конечно, Марина не написала ничего подобного, придумала вместо этого что-то в духе «Шел ласковый весенний дождь…». Но в глубине души понимала, что врет сама себе. Прав психолог – первая фраза самая верная. Именно сознание своей некрасивости определяло всю жизнь Марины, уж в подростковом возрасте и юности точно.
Вроде бы никаких причин чувствовать себя хуже других у Марины не было. Поздняя и единственная дочка обеспеченных родителей (папа был оценщиком антиквариата, по тем временам человеком с большими деньгами и огромными связями), она никогда ни в чем не знала отказа. При этом была очень развитой девочкой, умной, способной, хорошо рисовала, бойко болтала на двух иностранных языках – на обучение ребенка мама с папой денег не жалели. В школе Марина Николаева была отличницей, активисткой, членом районного комсомольского штаба, словом, гордостью класса. Но мало кто знал, что все это она делает лишь для того, чтобы компенсировать собственную неудавшуюся внешность.
Марине все не нравилось в себе. Даже рост – сто шестьдесят пять сантиметров – совершенно средний, ни туда, ни сюда. Уж лучше бы она была маленькой или высокой – в этом был бы хоть какой-то шарм… А если прибавить к этому ко всему жидкие тусклые волосы мышиного цвета, маленькие невыразительные глаза, плохую кожу, чуть что покрывающуюся прыщами, плоскую грудь, широкую талию и короткие кривоватые ноги, то становится ясно – гордиться совершенно нечем.
В семье любили живопись, коллекционировали картины, открытки и альбомы с репродукциями. Рассматривая их, Марина и восхищалась, и злилась – каждая женщина, изображенная на полотнах великих мастеров, была по-своему прекрасна. У одной чудесные волосы, у другой восхитительное лицо, у третьей великолепное тело… И только одной ей, Марине, бог не дал ничего, ну просто ничегошеньки! Конечно, она пыталась что-то в себе изменить, подобрать одежду, которая бы ей шла, накраситься, изменить прическу. Но все это было как мертвому припарки.
С годами такое отношение к себе не прошло,
Так она более или менее спокойно закончила школу, поступила, к радости и гордости родителей, в Строгановку, на факультет теории и истории изобразительного искусства. Но там ей встретился Илья – и все ее комплексы и переживания активизировались.
Уже в юности Илья Емельянов был очень хорош собой. Высокий, статный, жгучие карие глаза, каштановые локоны до плеч… Очень многие девушки с их потока, да и с других потоков, были к нему неравнодушны. А он, казалось, вообще не обращал на них внимания, был погружен в собственный волшебный мир, где было место только Великому искусству и собственному творчеству – он учился на художника.
Незаметно, но как-то очень быстро Илья Емельянов завладел всеми ее мыслями. Марина чувствовала, что в его присутствии робеет, пальцы начинают предательски теребить одежду и прическу, голос теряет краски, а все колкие и остроумные замечания разом вылетают из головы. Конечно, она пыталась следить за руками, бегающими глазами и дурацкой улыбкой, но ничего не помогало. Даже казалось, выходило только хуже, смущение росло и выдавало ее с головой. Все вокруг это уже давно заметили. Все, кроме Ильи.
Опыта в любовных делах у Марины на тот момент не было никакого, что делать, она не знала. Помог случай – совершенно неожиданно они встретились на студенческой вечеринке, каком-то полузапрещенном квартирнике. Там выступал мрачный молодой человек с длинными волосами, который хрипел под гитару малопонятные тексты, но ни он, ни его песни Марину не интересовали. Она весь вечер стояла в стороне и наблюдала за Ильей, тщетно ища повод подойти к нему. А он сидел на диванчике, облепленный со всех сторон нахальными размалеванными девицами. Шажок за шажком Марина приближалась к дивану и в конце концов встала уже настолько близко, что могла слышать все, о чем они говорят. Повод так и не нашелся, Илья исчез с вечеринки, не досидев до конца, и познакомиться поближе не удалось. Зато удалось выяснить, что он увлекается творчеством латиноамериканских писателей: Хулио Картасаром, Жоржи Амаду, Габриэлем Гарсиа Маркесом – и очень сожалеет, что их книги так трудно достать, читать приходится только в журнале «Иностранная литература», в сокращенном варианте. Заинтересовавшись, Марина потом перечитала всех этих авторов и не на шутку увлеклась ими сама. Что лишний раз доказало – они с Ильей созданы друг для друга, даже вкусы у них общие.
Но это было позже. А тогда, раздобыв через папу дефицитнейший роман «Сто лет одиночества», который только недавно был издан на русском языке и достать который было практически нереально, она подарила его Илье. Просто подошла к нему в коридоре на переменке и, стараясь выглядеть естественной, не нервничать и вообще делать вид, что ничего особенного не происходит, с улыбкой проговорила:
– Я слышала, ты интересовался этим… – и протянула ему книгу. Она боялась, что он услышит стук ее бешено колотящегося сердца, что все прочтет в ее глазах, и потому опустила взгляд. А когда через несколько секунд все-таки взглянула на него вновь, то поняла, что пропала навеки: он смотрел на нее удивленно, но радостно, а лицо его светилось самой прекрасной улыбкой на свете. Ради этого мгновения она готова была достать все книги мира, лишь бы он был рядом и смотрел на нее вот так.