Галерные рабы
Шрифт:
— Удивляюсь, почему вы колеблетесь. Крестьяне, торговцы, да между нами говоря, и сановники не стесняются торговать своими женами, сестрами, дочерьми, наложницами. Не убудет с вашей супруги, если она усладит меня несколько раз, развеет провинциальную скуку…
— Я не купец, не крестьянин, не сановник, господин мой. Я ученый на императорской службе, готовый оказать вам любую услугу, но только не такую, которая несовместима с моей честью. Я не зря дарил своей невесте чай. [157] Потрясен и огорчен, что ваш высокий сан не мешает вам делать низкие предложения, и что охранять ваше достоинство приходится мне,
157
Чай в знак верности данному слову при сватовстве дарят друг другу жених и невеста. Обычаи связан со свойством чайного куста, который не выносит пересадки.
— Ах, какой вы изысканный, благородный и умудренный в науках! Позвольте в ответ на вашу заботу о моем достоинстве преподнести вам подарок.
Хун Хсиучуан подходит к столику, чертит кисточкой несколько иероглифов на бумажной полоске и вручает гостю.
Хуа читает надпись — отец принес «подарок» с собой. «Бьет волна по пузырям — круглым им не быть!». Внешний смысл предложения безобиден: набегающие волны разбивают мелкие пузыри, образующиеся у берега. Внутренний же, основанный на многозначности иероглифа «юань» («круглый» и «жить одной семьей»), заставляет мальчика оцепенеть от ужаса: супругам не суждено быть вместе…
— Фан квэй, дьявольский дикарь! — ругается дедушка. — Тебе нужно немедленно забирать жену и ехать в Бэйцзин. Или ты уступишь его желаниям?
— Никогда! Но спасемся ли мы от его похоти в столице?
— Ты ведаешь мудрость предков: «Лучше быть головой у муравья, нежели членом у слона». В провинции Хун Хсиучуан — тигр, в обители императора, где полно более важных особ, он лишь мелкий шакал, один из стаи. У него там немало врагов, пристально следящих за каждым его шагом. Еще несколько жалоб — и он снова окажется в опале. В столице Хун не рискнет прибегать к насилию, которым угрожает здесь. Выезжайте сегодня же ночью и спешите вовсю. Мальчик трудно переносит быстрые поездки, пусть остается со мной, пока я не продам дом и лавки. Мы поедем не спеша месяца через три и присоединимся к вам, когда вы устроитесь в Бэйцзине. Заберешь с собой все наши сбережения. Возьмите крытую повозку, благородной женщине неприлично путешествовать пешком, верхом или в открытом экипаже.
Мы доедем на ней до ближайшей каретной станции, а затем отошлем обратно. У меня есть подорожная грамота, позволяющая бесплатно пользоваться казенным транспортом.
…Все домочадцы вдруг забегали быстро-быстро, как при игре в догонялки. Глотая слезы, мальчик распрощался с родителями, и они уехали еще до рассвета.
Турция, Стамбул, декабрь 1604 года
Путь на галерную банку, скамейку для гребцов, у Сафонки завершился так. По приказу Нури-бея содрали с парня одежонку приличную, обрядили в лохмотья. На следующий же день погнали его в порт — как и на невольничьем рынке, там тоже продавали галерных рабов. В сопровождении четырех стражей Сафонку подвели к помосту, где набирали людей на большую каторгу. Рядом стояли Нури-бей и высокий турок.
— Вот, о Искандар-бег, тот самый невольник, — сумрачно сказал купец. И, повернувшись к Сафонке, бросил: — В последний раз делаю тебе добро. Я продал тебя великому воителю, который, как и ты, сейчас находится на дне пропасти. Оба вы либо снова возвеличитесь, либо сгинете. Как заповедывали древние римляне: «Или Цезарь, или ничто». Прощай, мой господин Искандар-бег, да пошлет тебе Аллах, который доселе был милостив к тебе, новой удачи,
Нури-бей повернулся и ушел — навсегда из жизни Сафонки. Тот растерянно моргал: он мало что понял из прощальной речи купца.
Новый хозяин, улыбаясь, повернулся к только что купленному рабу. Был Искандар-бег уже зрел — лет под тридцать, высок, строен, черноволос, очень красив, похож не на османа, а на беломраморные статуи греческих богов, что стояли в саду Нури-бея. От его гибкой фигуры исходило впечатление мощи и в то же время легкости. Причем мощь эта не была чисто физической. Искандар-бега окружал ореол величия, он излучал властность и могущество, как солнце — свет. В его присутствии Сафонка, по-юношески гордившийся высотой своего роста и шириной плеч, казался себе мальчиком-с-пальчик, хотя размерами турок ничуть не превышал его. Царских статей муж, ему бы на троне восседать с державой и скиптром в руцех…
Турок, изучив Сафонку, обернулся к пожилому, лет за пятьдесят, человеку, стоявшему сзади:
— Андроникос, тебе было приказано выбрать 293 гребца — самых крепких. Я хочу их посмотреть. Но в первую очередь выберу трех наших с тобой товарищей по веслу. Приведите невольников! — крикнул он работорговцам у навеса.
Те засуетились, начали подводить гребцов и усаживать полукругом на землю.
— Мы же пока побеседуем, русский воин, — вернул свое внимание Сафонке новый владелец. — Я заплатил за тебя пятьдесят золотых — столько никто никогда не отдавал за гребца. Стоишь ли ты этой цены?
— Если тебе нужен преданный раб, ты зря потратил деньги…
— Мне нужен верный друг!
— Товарищей на невольничьем рынке не берут, как баранов. Да и вообще дружбу нельзя купить!
— Ты слишком категоричен и склонен к обобщениям, юноша. Всякий и каждый покупает себе друзей. Обычный человек — ответной дружбой, ласковым словом, помощью в беде. Властитель — жалованьем, подарками, добычей, повышением в чинах. Может, это и не дружба, скорее, верноподданность, да ведь не в названии суть…
— А ты кто — князь или обычный человек?
— Будущий повелитель мира…
— Не понимаю тебя…
— Ты думаешь, не сошел ли новый хозяин с ума? Нет! Как любит говорить твой бывший владелец Нури-бей, глубокий смысл познается не сразу. Нури-бей рассказывал мне о твоей необычайной верности клятве. Такие качества в людях редки. Вот я и захотел иметь тебя при себе. На море, как и в жизни вообще, верные друзья — самый надежный щит. Пока я мог только купить тебя, чтобы ты сел со мной за одно весло. Дружбу свою ты отдашь мне позднее. Как тебя зовут?
— Сафонка.
— Русские не присоединяют к своему имени имя отца, как арабы, и не имеют родовых фамилий, как османы? Вот, например, еврейского и христианского Соломона, сына Давидова, мусульмане называют Сулейман ибн-Даул.
— Холопей да простых крестьян у нас до смерти кличут малыми именами — Михалка, Никитка, Ивашка. Казаков, детей боярских, купцов — тоже, но пока молоды, а как в возраст войдут, начинают полным именем мать — Семен, Денис. Фамилии у нас тоже есть. Моя, скажем, Иванов, да только у нас их привыкли как-то к знатным людям лепить, к князьям да боярам. Тех принято и по отчеству величать: Михайла Семенович князь Воротынской, государь Иоанн Васильевич всея Руси… Впрочем, разумного человека даже из простых тоже полным именем да отчеством чествуют — дабы уважение проявить.