Галлоуэй, мой брат
Шрифт:
Потом он двинулся вперед, нанося противнику удар за ударом в лицо. Бак выскользнул, снова пошел в атаку и сшиб Сакетта на пол. И тут же прыгнул прямо на него, метя сапогами в лицо. Логан едва успел откатиться. Он вскочил на ноги как раз вовремя, чтобы встретить натиск Данна. И снова они стояли друг против друга, работая кулаками и кряхтя при каждом ударе. С разорванными рубашками и окровавленными лицами, они били и били, и грубая сила более крупного противника постепенно оттесняла Логана назад. Он все отступал в глубь комнаты, а потом как будто внезапно обессилел
Видя свою победу, Данн собрал силы и отвел кулак назад для завершающего удара, но Логан Сакетт, который только притворился ослабевшим, резко выбросил вперед правую руку. Кулак проскользнул под замах Данна, обрушился ему на подбородок как молот и остановил великана. Бак Данн замер, ошеломленный, кулак его повис, и тогда Логан Сакетт нанес два коротких яростных удара обоими кулаками — левым в лицо, а потом сокрушительный апперкот справа в живот.
У Данна подогнулись колени, а Логан Сакетт добавил еще раз справа в лицо.
Бак Данн начал оседать. Он ударился коленями в пол, и Пит Данн отчаянно закричал:
— Нет! Нет, па! Тебя нельзя одолеть! Никто не сможет!
Бак Данн поднялся рывком, ошеломленный, трясущийся, невидящим взглядом разыскивая своего врага. Логан Сакетт наливал себе пива в стакан, и Данн кинулся на него. Логан Сакетт поднял ногу ему навстречу — сапог против груди Данна, колено согнуто. Потом он распрямил колено, Данн отлетел назад и снова повалился на пол.
Логан Сакетт прополоскал разбитый рот пивом, потом проглотил его.
— Лежи, дурак проклятый, — сказал он. — Ты уже свое получил, хватит с тебя.
Бак Данн с ненавистью смотрел на него.
— Если бы… если бы я мог встать, будь ты проклят, я бы…
— Выпей пива, — сказал Логан. — Ты здорово дрался.
Он подошел, взял Данна за руку и помог подняться на ноги, а тот едва удержался, опершись на стойку. Логан придвинул к нему пиво.
— Холодное, — сказал он. — Приятно после драки и перед дальним путем.
Бак взглянул на него.
— Можешь не вдалбливать это мне в мозги, — сказал он. — Надо было мне послушать Рокера…
Снаружи, на улице, было жарко. Ник Шэдоу стоял перед платной конюшней, укрывшись от посторонних взглядов. Галлоуэй поместился в проеме двери, держась в тени, чтобы лучше видеть. Шум драки в салуне прекратился.
— Кто-то победил, — сказал Шэдоу, — а кто-то проиграл.
Из лавки вышел Пармали.
— Полагаю, все кончено, — сказал он.
— Не совсем, — сказал Олли Хаммер, — не совсем.
— Почему же нет? — поинтересовался Пармали. — Там внутри все закончилось. Если победили ваши люди, они выйдут сюда, на улицу, искать остальных наших.
— А как насчет вашей компании? Они что, не выйдут? Пармали улыбнулся.
— Они знают, что мы тут справимся, — сказал он спокойно.
— Мы? Ты, пижон такой? Оставь это дело Шэдоу, или своему двоюродному братцу, или кем там он тебе приходится.
— Троюродным, я полагаю. О, они прекрасно могут с этим справиться, Хаммер, но если вы предпочитаете меня, то я к вашим услугам. Можете вытаскивать свой револьвер, когда вам будет угодно.
— Вот это разговор джентльмена, — сказал Олли Хаммер. — «Вытаскивайте, когда вам будет угодно», — передразнил он. — Уж конечно я…
Его рука молнией метнулась к револьверу.
Револьвер Пармали оказался на мгновение быстрее, его выстрел раздробил правую руку Олли, и револьвер выскользнул из нее на землю.
— И чтобы показать вам, что это было не случайно… — сказал Пармали и выстрелил снова. Пуля ударила в рукоятку револьвера, валяющегося в пыли. — Мне просто не хочется слишком взвинчивать счет, Хаммер, — сказал Пармали. — Я скотовод, а не ганфайтер.
— Ничего, еще не вечер, — сказал Олли Хаммер. — Хадди пока что там, на горе. И когда он свою работу кончит, ни одного Сакетта не останется. А кроме него, есть еще Рокер…
Пармали сунул револьвер обратно в кобуру и перешел через дорогу к Галлоуэю.
— А в самом деле, как с этим быть? Не подняться ли нам наверх, на помощь Флэгану?
— Флэган не нуждается в помощи. К тому же отлично знает, что он на горе один. Он будет стрелять во все, что шевельнется. И если мы полезем наверх, то просто усложним ему дело. Пусть заканчивает в одиночку.
Он подтянул брюки.
— Поехали-ка все домой. Нам еще надо кое-какие ограды поставить. А скоро придется устроить «постройку амбара», а после нужно будет срубить себе дом.
— Галлоуэй показал в сторону гор. — Я хочу выходить по утрам, глядеть на эти горы и знать, что ничего не может случиться слишком уж плохого, пока есть на свете такая красота. Мой папаша любил говаривать, что когда гниение и разврат приходят в грады человека, его все еще ждут пустыни и горы. Города созданы для денег, но высокие горы — чисто для души.
Я рассчитываю прожить свою жизнь именно здесь, где я могу слышать, как бежит вода, и видеть, как листья осин становятся золотыми осенью и снова зеленеют весной. Я хочу, проснувшись утром, видеть, как мой собственный скот кормится на лугу, и слышать, как лошади переступают с ноги на ногу в своих стойлах. У меня в жизни не много было возможностей учиться по книжкам, но все здесь — вроде книжки, которую может читать каждый, кто молча постоит на месте. Это — края Ла-Платы, и я пришел домой.
Глава 18
Ветер выводил свою прерывистую песню среди застывших на страже деревьев. Ниже разбросанных передовых постов теснились темные, батальоны сосен, как вражеская армия, готовая выступить против меня, и где-то у нижней кромки этой черной полосы лежал человек с винтовкой, которая уже меня подстрелила, и с пулей, которой он собирался добить меня.
Верн Хадди уже попробовал крови, ее вкус не остыл у него на губах, и его терзала жадная жажда — ему хотелось еще крови… а я лежал, и тело мое было разорвано его пулей и вздрагивало при каждом вдохе, куртка где-то потерялась, надвигалась ночь — а я лежал и ждал, пока он двинется.