Галобионты
Шрифт:
По сложившейся у него привычке, первым делом Антон Николаевич приблизился к крайней справа гебуртационной камере, той самой, что стояла на возвышении. Не было сомнений, что больше всего его занимает именно она. На первый взгляд, внутри все оставалось без изменений. Но острый глаз Степанова тотчас же обнаружил некоторое важнейшие перемены. Свечение становилось бледнее и прозрачнее, огрстекло было не таким прозрачным, словно начиная едва заметно запотевать. Примерно то же самое происходило и в других гебуртационных камерах.
– Я не ошибся, – пробормотал он себе под нос, – уже началось.
Профессор
– Геракл, – крикнул он через плечо, махнув рукой в сторону первой камеры, – следи за ней.
Тот не сразу понял, что имеет в виду Хозяин, лишь по направлению движения руки Степанова Геракл догадался, о чем идет речь и подошел к возвышению. Генезис заканчивался. Сине-зеленый сверкающий туман почти полностью рассеялся и Геракл с изумлением воззрился на выступившее из свечения лицо. Это было самое прекрасное лицо из всех, которые он успел увидеть в своей жизни. Но не это потрясло Геракла. Он видел лицо… женщины.
На пульте загорелась ярким светом оранжевая лампочка, тонкий тихий писк возвестил о том, что в следующую секунду, жидкость будет выкачана из гебуртационной камеры и внутрь нее начнет поступать кислород. Геракл, заворожено рассматривающий женское лицо, почувствовал сильный толчок в спину. Он с трудом сохранил равновесие, больно ударившись о соседнюю со стоящей на возвышении гебуртационную камеру. Обернувшись, Геракл увидел физиономию Степанова, почти совершенно утратившую человеческий облик. Страшный оскал делал его похожим на голодного волка, нагнавшего, наконец, свою добычу. Не дыша, профессор наблюдал за тем, как внутренность камеры заполняется кислородом, и ноздри женщины начинают чуть заметно шевелиться, вдыхая животворящий газ.
– Вот ты какая, – с какими-то жуткими бульканьями и хрипами проговорил Степанов, поставив в тупик обычно невозмутимого Геракла.
Правильные черты овального лица, пухлые ярко-малиновые губы, тонкие дуги темных бровей, длинные ресницы, спящие на нижних веках огромных глаз, маленький, слегка вздернутый нос, довольно высокий, чуть выпуклый лоб и пышные золотые локоны, выглядевшие так, словно их обладательница только что вышла их парикмахерского салона… Она была еще прекрасней, чем он представлял в самых смелых своих мечтах. Степанов тяжело дышал, из его перекосившегося рта вылетали нечленораздельные звуки. Чтобы прогнать туман, застилающий заслезившиеся глаза, профессор до боли растирал веки обоими кулаками. Он не замечал, что удивление Геракла все более возрастает. Степанов совершенно утратил чувство реальности. Он всем своим существом погрузился в изучение женского лица под стеклом гебуртационной камеры.
Наконец, не в силах сдерживать сонм обуревающих его чувств, Степанов оторвался от болезненного созерцания. Схватившись за сердце, готовое выскочить из груди, профессор обернулся к Гераклу.
– Помоги, – выдавил он из себя.
Геракл подскочил к Хозяину и поддержал его за локоть.
– М-мне… н-нужно… с-с-сесть… – чуть слышно проговорил Степанов, оперевшись о помощника.
Геракл собрался было подвести профессора к креслу.
– Нет! – крикнул Степанов, вцепившись в край гебуртационной камеры. – Принеси мне стул сюда.
Он был не в состоянии отойти от нее хотя бы на шаг. Ему вдруг показалось, что увиденное под стеклом – лишь плод его воспаленного воображения и, стоит ему отвернуться, – все исчезнет.
Геракл оставил Хозяина у возвышения и бросился за треногим табуретом, стоявшим рядом с пультом управления. Он успел как раз вовремя. Еще несколько секунд и подкашивающиеся от слабости ноги профессора не выдержали бы и Степанов рухнул бы на мраморный пол лаборатории.
– Ты видел ее? – шепнул Антон Николаевич Гераклу, указывая подбородком на окошко гебуртационной камеры.
– Да, Хозяин, я видел, – отозвался тот.
– Что ты видел? – спросил Степанов чуть громче и уверенней.
– Женщину.
– К-какую? – выдохнул профессор, стиснув руку Геракла ледяными пальцами.
– Женщину с золотистыми волосами. По-моему, она красива.
Тут Степанов повел себя совершено непонятно. Некоторое время он ошалело смотрел на Геракла, после чего разразился диким смехом, от которого содрогалось все его тело. Этот смех нимало не был похож на обычное тихое блеяние. Так могут хохотать только безумцы.
– Красивая, – сквозь смех произнес Степанов, – ты говоришь, она красивая…
Геракл молчал, раздумывая, что бы сделать для прекращения истерического приступа Хозяина.
– Нет, мой друг, ты не прав, – заговорил Степанов, – справившись со смехом, – она не красива, она прекрасна. Прекрасна, как Елена Троянская, как богиня Афродита, как фея… – и снова зашелся в громком хохоте.
Профессор начал задыхаться, его обычно бледное лицо посинело, губы приобрели сизоватый оттенок, глаза выкатились из орбит. Геракл подошел к стеклянному шкафчику с медикаментами, вынул из него ампулу с препаратом, обладающим мощным седативным эффектом. Каким-то чудом Степанов увидел приблизившегося к нему Геракла со шприцем в руке. Профессор замотал головой, безуспешно пытаясь что-то произнести. Геракл догадался, что Степанов категорически воспротивился инъекции. Бросив шприц, Геракл налил в стакан воды и плеснул ею в лицо профессору. Это немного подействовало. Следующую порцию воды Степанов отправил себе в рот.
– Вам лучше, Хозяин? – спросил Геракл, склонившись над профессором.
Вместо ответа, тот слабо кивнул. Истерика пошла на убыль. Нечеловеческим усилием воли Степанову удалось взять себя в руки. Но еще в течение десяти минут, он бессильно полулежал на табурете, прислонившись к Гераклу, который не отходил от Хозяина ни на шаг.
– Все в порядке, мой друг, – наконец произнес Степанов сдавленным голосом, – принеси моего бальзама, мне нужно подкрепить свои силы.
Геракл подошел к шкафчику и вынул из него квадратную темную бутылочку с кроваво-красной жидкостью. Степанов сам изобрел этот эликсир, один глоток которого вливал в человека живительные силы.
Выпив, профессор сразу почувствовал прилив энергии, одновременно с этим пришло душевное спокойствие. Он даже нашел в себе силы иронизировать над своей слабостью.
– Я выглядел смешно, – произнес Степанов с кривой улыбкой, – не правда ли, мой друг?
Геракл молча покачал головой. Он не разделял мнения своего Хозяина.
– Ты встревожился за меня, не так ли? – продолжал Степанов.
– Я удивился, Хозяин, – спокойно ответил Геракл, – мне еще ни приходилось видеть вас в таком странном состоянии.