Галобионты
Шрифт:
– Я никогда не видел ничего подобного, – взволнованно говорил эксперт, – это что-то фантастическое. Я не поверил собственным глазам!
– Замечательно, – удовлетворенно улыбнулся Секретчик, усилив потрясение собеседника.
– Вы меня наверное не совсем правильно поняли, – проговорил потерявшийся эксперт, – это в такой же степени человек, в какой животное. Мы обнаружили в нем клетки морских млекопитающих. Можно сказать с уверенностью, что мы имеем дело с так называемым трансгенным животным. Нам пока не удалось установить в результате каких процессов это существо появилось на свет. Это могло быть прямое введение ДНК в ядро зиготы – одноклеточного эмбриона или же генетическая трансформация клеток. Но в любом случае это нечто, совершенно беспрецедентное!
– Я вас прекрасно понял, – ответил Секретчик, улыбаясь еще шире.
– Вы понимаете, что это революция в генетике! – эксперт говорил дрожащим от возбуждения голосом. – Меняется вся картина мира. Это просто потрясающе! Могу себе представить, какой будет общественный резонанс.
– Не утруждайте свое воображение, – Секретчик мигом утратил свое благодушие и смерил эксперта строгим взглядом.
– Что? – не понял тот.
– Я говорю, не стоит растрачивать ваше воображение на то, чтобы представлять себе, какой резонанс вызовет это сообщение.
– Но почему? – недоумевал эксперт.
– Да потому, что сообщений никаких не будет. Если бы мне нужна была шумиха, я не обратился бы к вашим услугам. Понятно?
– Вы собираетесь оставить все в секрете?
– Вам не кажется, что этот вопрос не уместен здесь, в секретной лаборатории?
– Да, конечно, я все понимаю, – пробормотал эксперт.
– Вы как истинный ученый не могли равнодушно воспринять такое открытие. Я разделяю вашу реакцию, но тем не менее прошу вас попытаться забыть о том, что вы обнаружили.
– Забыть? – как эхо повторил потрясенный эксперт. – Но мы собирались продолжить исследования…
– В данный момент в этом нет необходимости, – перебил Секретчик, – я хочу вас попросить законсервировать тело, чтобы можно было приступить к его изучению тогда, когда это понадобится.
Эксперт и не пытался скрыть своего жестокого разочарования.
– Мы хотели приступить к исследованиям незамедлительно…
– Понимаю ваше горячее желание, но рекомендую поубавить свой исследовательский пыл.
Это было сказано в довольно благодушной манере, но эксперт как-то разом сник и быстро закивал головой.
Итак, получено последнее неопровержимое доказательство. Секретчик решил, что настала пора приступать к решительным действиям.
Геракл с нетерпением ждал возможности покинуть Базу.
Его угнетало, что он сможет сделать это только после того, как будут ликвидированы последствия взрыва. В присутствии полковника Геракл даже не пытался заговаривать об отплытии с Базы. Степанов вел себя с прежней нервозностью и странной отрешенностью. Полковник не обращал на это особого внимания, приписывая такое поведение свершившемуся на Базе несчастью. Настораживало Дзержинца только одно, Степанов что-то уж слишком холодно воспринял известие о предательстве своего преданного ассистента, в течение долгих лет верой и правдой служившего профессору. Полковник уже давно подметил, что профессор относится к Тихомирову чересчур потребительски. Но, как ему казалось, это вполне устраивало ассистента. Степанов проявил самую черную неблагодарность к Тихомирову. Но было ясно, что его совесть отнюдь не отягщена угрызениями по этому поводу.
– Антон Николаевич, – обратился Дзержинец к профессору, – вас совсем не интересует, что сталось с вашим помощником?
– С каким помощником? – спросил Степанов, даже не взглянув на полковника.
– У вас их много?
– В данный момент я имею одного помощника, но, сказать по правде, он стоит десятка других.
– Вы говорите о Геракле? – уточнил Дзержинец.
– Именно о нем, полковник. Я более чем удовлетворен своим помощником и уверен, что мне не нужны никакие другие.
– Но как же так, Антон Николаевич, вы же столько лет бок о бок проработали с Тихомировым, неужели вас ничего с ним не связывает?
– Если и связывает, то не самое приятное. Он утомлял меня своей назойливостью. К тому же мне не хватало в нем остроты ума и независимости мышления. Знаете, когда испытываешь такой дефицит общения, то начинаешь ждать от своего единственного собеседника качеств, которые больше всего ценишь в людях. В Тихомирове этих качеств я не находил. Это было слишком неприятно, чтобы я мог мириться с их отсутствием.
– Но вы же мирились с этим раньше.
– Мирился, – ответил Степанов, – не спорю. Но тогда, когда мне приходилось с этим мириться, у меня не было альтернатив, исключая, разумеется вас, полковник, – добавил профессор со странной улыбкой. – Но вы не так часто баловали меня своим вниманием, чтобы мне хватало общения с человеком, равным мне по интеллекту. А потом у меня появился Геракл. Думаю, вы не станете оспаривать его преимуществ в сравнении с Тихомировым.
– Но Геракл не человек. Или это для вас неважно? – с любопытством поинтересовался Дзержинец.
– Быть человеком не такая уж счастливая доля, полковник, – мрачно заметил Степанов, – возможно, меня привлекает в Геракле как раз это.
– Откуда такая ненависть к роду человеческому, Антон Николаевич?
– Не вам об этом спрашивать, полковник, – усмехнулся Степанов, – вы знаете всю мою подноготную.
– Знаю, поэтому и спрашиваю. Мне совсем не кажется, что у вас есть достойный повод для того, чтобы так ненавидеть и презирать людей. Как никак, вы ведь тоже человек, хотя и незаурядный.
– Это доказывает, что вы знаете меня не так хорошо, полковник.
– Вы мне не нравитесь, Антон Николаевич. Сначала я думал, что вы просто устали. Это не удивительно, учитывая напряженность вашей работы на данном этапе. Но теперь меня одолевают сомнения, что есть и другие предпосылки, повлиявшие на изменения в вашем поведении. К сожалению, у меня не было возможности держать вас под строжайшим контролем. Поэтому я не знаю почти ничего из того, что творилось на Базе во время моего отсутствия. Теперь я вижу, что зря рассчитывал на ваше благоразумие. Оно вас покинуло. Это меня беспокоит и наводит на подозрения. Я никогда не поверю, что такой, в общем-то, беззлобный и безобидный человек, как Тихомиров, мог ни с того, ни с сего решиться на предательство.