Галстук для моли

Грей Стелла

– А, Рыбкина, – беспечно бросил он, кутаясь в полотенце. – Твоя порция на столе. Ешь и побежим! Я пока оденусь.

– Есть? – переспросила, ошалело моргая.

– Есть, – подтвердил Александр Сергеевич, – вилку в руки и ко рту подносишь. Потом жуешь тщательно, но не медленно. Потому что через тридцать минут нам нужно быть в другом месте. Ты что, спишь еще, Ульяна?

– Н-нет вроде, – на всякий случай ущипнула себя, поморщилась. Точно не сплю.

– М-да, – шеф покачал головой, – ты это, шляпку надень, что ли, а то местное солнце безжалостно.

И на ужине плохо стало, и сейчас доверия не внушаешь.

– Угу.

Жутко кося левым глазом в сторону начальства, прошла к столу и села перед подносом с едой.

– А где Макс?

– Умчался только что. Вызвали на съемки пораньше, – ответил начальник, закрываясь в другой комнате.

Я покивала, взяла вилку и, по инструкции Малкина, положила в рот яичницу, начав тщательно пережевывать.

И как понимать эти разговоры? Он сознательно меня испытывает? Или не прочитал в дневнике ничего нового? Или… не читал вовсе?

Крепко задумавшись, забылась и расслабилась. А зря. Малкин появился быстро и сразу огорошил:

– Как спалось, Рыбкина?

Я с трудом проглотила вставший в горле ком и уставилась на начальство. Отчего-то в его вопросе чудился двойной, а то и тройной смысл. Мол, пока ты спала, я все прочел и теперь решаю, как быть дальше.

– Неплохо, – ответила, отодвигая поднос.

– Неплохо! – хмыкнул Малкин. – Да ты просто провалилась в бессознательное, стоило увидеть постель. Даже двери не удосужилась закрыть. Не боишься залетных гостей?

Я пожала плечами, размышляя над тем, что написано в дневнике. И краснея.

– Слава богу, мне пришло в голову проверить, как ты себя чувствуешь, – продолжал издеваться Александр Сергеевич. – Стучу – ни звука, по привычке попытался войти – двери и открылись.

– По какой еще привычке? – с прищуром уточнила я.

Он улыбнулся, пожал плечами, прислонился бедром к столу. Так и замер, уставившись на меня и сложив руки на груди.

Я шмыгнула носом, налила себе водички и залпом осушила стакан. Сказать-то было нечего.

– Молчишь? – Малкин покачал головой. – Знаешь, Ульяна, тебя можно смело назвать Человек-приключение.

– Это плохо?

– Как посмотреть. Для работы не очень хорошо. Хотя… и тут можно найти положительные моменты.

Я отставила в сторону стакан, мучительно поборола страх и смело взглянула в лицо начальству:

– Вы его читали?

Малкин моргнул.

– Кого его?

– Ну… Мой… Тетрадку, с которой я уснула.

Тишина. Взгляд Александра Сергеевича, сначала озадаченный, быстро сменился на некое подобие догадки, и он медленно кивнул:

– Ага…

И посмотрел на меня так, что нифига не понять: правду говорит или нет. А я вдруг подумала, что если бы он открыл дневник, реагировал бы иначе: или орал, или стебался, или увольнял уже… Но не смотрел бы молча, вот так.

– И как вам… мои стихи?

Сделав самое честное лицо в мире, скрестила под столом пальцы. Вот сейчас и решится моя судьбинушка.

– Стихи? – брови Малкина взметнулись. В следующий

миг он закашлялся в кулак, при этом уголки его губ вздрагивали, символизируя слишком хорошее настроение, а не болезнь. Спустя пару секунд он все-таки изрек сакраментальное: – Знаешь, я не ценитель, но у тебя неплохо получается.

– Трагический, про цветок и камень, читали? – с серьезным видом продолжала я, чувствуя, как с шеи свалилась двадцатикилограммовая гиря.

– И камень? – Малкин потер лоб, выпрямился, бросил тоскливый взгляд на окно. – Не дошел, наверное.

– Так он же там первый, – возмутилась я.

– Пролистал, должно быть, – отмахнулся шеф. – Но если чувствуешь, что там шедевр, так и быть: читай.

Я вытаращилась на него, понимая, что переигрываю, тоже посмотрела в окно и качнула головой:

– Не надо. Вы все равно в стихах не понимаете, сами признались. Так какие у нас планы?

Малкин облегченно вздохнул и ткнул длинным пальцем на свой ноутбук:

– Берем с собой. Ответим на письма по дороге. И едем договариваться о рекламе на местном телевидении. Я нашел пару знакомых, у которых есть знакомые, а у тех знакомые… Так вот, они запускают интересный проект, где знаменитые актеры и певцы зарубежных стран поют песню о мире во всем мире. Попробуем пропихнуть туда Макса.

– Макса?! Петь? Серьезно?!

– А чему ты удивляешься? У него отличный голос.

– Поверю вам на слово, – улыбнулась я. – Во сколько выезжаем?

– Уже. Потом на съемки заскочим, проконтролируем, что там и как. Формальности уладим по документам. Ну и вечером, возможно, сходим выгулять очередной купальник. Ты там отмечай, какие из них уже видели море. Да и мне надо бы плавки прикупить, раз такое дело…

Глава 28

/Малкин/

Вы когда-нибудь чувствовали себя идиотом?

Да зачем я вообще спрашиваю. Все иногда себя так чувствуют.

Но я себя сейчас ощущал идиотом в квадрате, потому что сам не знал, зачем соврал ей. Да и не врал я вовсе, скорее, ответил автоматом, задумавшись о чем-то своем, согласился.

Если бы Ульяна не спросила, я бы и не вспомнил ни о какой тетрадке. Ну валялась какая-то у нее под кроватью. Я поднял и положил ее на тумбочку. У меня даже мысли не возникло открывать и читать. Не в моих правилах.

Хотя на миг мне даже показалось, что упускаю некую важную деталь. Слишком уж алели щеки Рыбкиной, когда она спрашивала о тетради. Неужели так волновалась, что стихи прочел? Даже почудилось, что она дыхание задержала, ожидая моего ответа. Ну, даже если и стихи, зачем пугаться-то так, будто внутри компромат, доносы и база имен и электронных адресов моих клиентов?

Теперь же Рыбкина смотрела на меня такими щенячьими глазами, то ли в ожидании похвалы творчества, то ли хоть какой-то вообще оценки, что я опешил. Подумать только: моя помощница писала стихи. И когда только успевала в таком графике?