Гана
Шрифт:
Он поджидал ее в тесных переулочках, гуляли они по тропинкам вдоль реки и среди полей и лугов за городом. Больше всего ему нравилось, когда из-за поворота дороги выныривала какая-нибудь фигура. Тогда он затаскивал Гану в кусты или в темный уголок и крепко прижимал к себе.
— Мы же не хотим, чтобы нас кто-то увидел, правда? — шептал он ей на ухо и целовал волосы, щеки и губы, а довольная Гана, прижимаясь к нему, прятала смех в лацканах его шинели, ей даже в голову не приходило, что за поведением Ярослава может стоять что-то еще, кроме стремления
На самом деле, Ярослав только поддерживал Ганину скрытность. Она отдаляла выбор, которого, казалось, не избежать, и он надеялся, что тем временем что-то случится и спасет его. Что — он и сам не знал, просто чудо. Первое смутное предупреждение он получил еще тогда, когда ждал Гану у кинотеатра.
В тот вечер, когда Ярослав, полный сомнений, притоптывал на тротуаре, потому что ноги в выходных туфлях начинали замерзать, его окликнул знакомый голос.
— Еще не пришла?
Ярослав обернулся и на автомате поднял руку, чтобы отдать честь своему начальнику, а Горник только улыбнулся и показал головой на кругленькую блондинку рядом с ним.
— Марженка, вы уже знакомы с прапорщиком Горачеком?
Марженка помотала головой.
— Нет, Фананек, кажется, нет. Рада познакомиться. — Она протянула Ярославу руку.
Ярослав склонился, чтобы поцеловать ее, благодаря в душе правила хорошего тона за то, что помогли ему скрыть веселую улыбку, которую он был не в силах подавить. Он никогда прежде не видел своего начальника в чем-то, кроме военной формы. В слишком длинном пальто и шляпе, едва закрывающей высокий лоб, Горник смахивал на бродячего торговца из тех, что ходят по домам и предлагают средства для уничтожения насекомых, а ласковое прозвище, с которым обратилась к нему жена, усиливало впечатление, будто он только что вернулся после долгой и успешной торговли и решил свою дорогую половинку вывести в свет.
Ярослав потряс руку капитана, в такую холодную погоду неприятно теплую, и невольно посмотрел в ту сторону, откуда спешили опаздывающие. В конце узкой улочки стояла Гана и даже в темноте было видно, что она в нерешительности. Наверное, стесняется подходить к нему в обществе незнакомых людей.
— Уже идет, — сказал он, и головы супругов Горник повернулись в Ганину сторону.
— А, Ганочка Гелерова, — выдохнула Мария Горникова, явно радуясь, что ей будет о чем рассказать подружкам за чашечкой чая.
— А разве она не еврейка? — спросил капитан и изучающе посмотрел на Ярослава.
Ярослав не знал, что ответить, и растерянно пробормотал:
— Позволите? — слегка поклонился. — Милостивая пани.
И направился навстречу Гане.
Но вопрос капитана засел у него в голове, не давал покоя в течение всего вечера — пока он здоровался с Ганой, помогал ей отчистить ботинок от вонючей неприятности и даже когда в полутьме зала он собрался с духом взять Гану за руку. Ярослав выкинул его из головы, только когда поцеловал Гану в губы на прощание.
Но совсем забыть об этом деле ему было не суждено. Спустя
— Кстати, вы еще встречаетесь с Гелеровой? — спросил капитан, как будто этот вопрос только что пришел ему в голову При этом он постукивал пальцами по столу, устремив взгляд куда-то за окно.
— Да, пан капитан. — Ярослав сразу смекнул, что это не просто праздный интерес.
Они оба помолчали.
— Ярослав, — сказал наконец Горник. Он посмотрел на подчиненного и откашлялся, будто у него кость застряла в горле. — Вы перспективный молодой человек, у вас вся жизнь впереди, — он снова откашлялся, — вам стоит следить за тем, чтобы не наделать лишних ошибок.
Ярослав начинал догадываться, к чему клонит капитан, но не знал, что на это сказать.
— Но ведь капитан Ирак тоже… как и Гана, и никого это не волнует… — смущенно пролепетал он.
— Пока что, пока что. Но знаете, время такое, вы только посмотрите на ситуацию в других странах — скажем, в Германии. Не то чтобы я предвзято к кому-то относился, Ярослав. Но с этими евреями вечно одни неприятности, не случайно именно они у Гитлера в немилости. Я вам это говорю как друг. На свете столько красивых девушек, зачем усложнять себе жизнь? Понимаете?
Ярослав помолчал немного, потому что во рту у него вдруг вырос огромный плесневелый гриб и не давал дышать.
— Да, пан капитан.
— Это хорошо, — сказал Горник, явно почувствовав облегчение.
— Разрешите идти, пан капитан? — спросил Ярослав. Стены комнаты сжимались вокруг него, потолок давил сверху, а в воздухе не хватало кислорода. Он почувствовал во рту кислый привкус. Ярослав выбежал из офицерского корпуса, свернул за угол, и там, где никто не мог его увидеть, наклонился вперед и, уперев руки в колени, вдохнул поглубже холодный зимний воздух.
Он потрясенно уставился на грязный плац перед собой. Неужели Горник намекал, что ему придется выбирать между будущим в армии и Ганой? Он оперся о серую стену канцелярского корпуса и стоял так еще долго после того, как тошнота отступила.
В полдень Эльза накинула на плечи шерстяную шаль, заперла лавку и по солнышку, вселяющему надежду, что уже скоро придет весна, перебежала через площадь и свернула в узкую улочку к дому пани Карасковой. Она прошла мимо часовой мастерской и через витрину увидела Карела Карасека, склоненного над работой при свете настольной лампы. Эльза поднялась по лестнице, тихонько постучала в дверь и вошла на кухню.