Гангстеры
Шрифт:
Далее министр докладывает о делах, в которых были скомпрометированы полицейские чиновники. Он убежден, что правосудие восторжествует, потому что оно должно торжествовать.
Сделав паузу, чтобы каждый мог вдуматься в его слова, Эдуард Депре продолжает:
— Господа, я призываю вас принять все необходимые меры, чтобы покончить с бандитизмом. Наша страна, столько выстрадавшая в период оккупации, не должна стать ареной кровавых подвигов организованных банд, преступная деятельность которых подрывает нашу экономику.
В то время как министр говорит, я изучаю окружающих его людей. У одних серьезные лица, у других — напряженные, у третьих — безучастные. Комиссар Пино играет под столом своей трубкой; директор Валантен все время чешет свой нос; префект Люизе без конца снимает свои очки и протирает их платочком из нагрудного кармана; мой шеф ерзает
Эдуард Депре заканчивает свой анализ.
— У кого-нибудь есть предложения?
В зале стоит полное молчание. Никто не хочет брать слово, чтобы не обнаружить несостоятельность своего ведомства. В этот момент, нарушая тишину, директор Валантен заявляет своим гнусавым голосом:
— Господин министр, работа полиции, дезорганизованная чисткой, постепенно нормализуется. Мы централизуем сведения, поступающие из семнадцати региональных ведомств, охватывающих всю территорию Франции. Я хотел бы особо подчеркнуть эффективность полиции Марселя, а именно комиссаров Маттея и Трюши, а также присутствующего здесь комиссара парижской полиции Баньеля. Мы констатировали, что самые опасные и серьезные преступления совершаются в этих двух городах: Париже и Марселе. К сожалению, в своей работе мы часто сталкиваемся с непримиримостью префектуры полиции, которая отказывается от всякого сотрудничества.
— Простите! — вмешивается префект Люизе. — Никогда еще вверенная мне судебная полиция не отказывалась от сотрудничества с вами, но совершенно очевидно, что преступления, совершаемые в Париже, прежде всего входят в мою компетенцию. Что же касается ваших чиновников, мой дорогой директор, то не только они подверглись чистке. Все служащие вверенного мне ведомства честно выполняют свой долг, несмотря на недостаток материальных и денежных средств и возложенную на них непосильную задачу.
Немного раскрасневшийся префект полиции вытирает свои очки и добавляет сухим тоном:
— Есть высказывания о том, что отдельные чиновники парижской полиции связаны с гангстерами. Эти оскорбительные и клеветнические заявления исходят из сыскного розыска. Разве в таких условиях может идти речь об эффективном сотрудничестве?
— Довольно, господа! — пытается урезонить их Эдуард Депре.
— Господин министр, я ничего не придумал. Мне чрезвычайно неприятно констатировать, что наши коллеги из Сюртэ распространяют подобную клевету!
Такой поворот событий явно не устраивает министра, который вопросительно смотрит на шефа своего кабинета, затем переводит взгляд на директора Сюртэ. Роже Вибо похож на мраморную статую. Он ждет своего часа. Если префект демонстрирует добрую волю, то, по всей видимости, ему неизвестно, что его чиновники сотрудничают с неким Жоановичи, известным торговцем, нажившимся на поставке металлов для немцев и черном рынке. В сорок четвертом «господин Жозеф» становится миллиардером и ведет роскошную жизнь. Хитрый и изворотливый, чувствующий, откуда дует ветер, он просачивается в организацию Сопротивления «Честь и полиция» и становится меценатом префектуры: у него есть свои люди на месте и даже собственный кабинет неподалеку от кабинета префекта. Роже Вибо известно, что Шарль Люизе наградил этого жизнерадостного, нечистоплотного и неграмотного Будду одновременно с шефом своего кабинета Эдгаром Пизани. Роже Вибо известно также, что Жоановичи и Лафон были неразлучными друзьями и в некотором смысле наследовали друг другу: Лафон был хозяином полиции в период оккупации, Жоановичи стал им после Освобождения. Наконец, Роже Вибо известно, что под началом Лафона, расстрелянного двадцать шестого декабря сорок четвертого, «господин Жозеф» изучил всю палитру коррумпированности, что он пользуется доверием преступного мира и, более того, его поддержкой. Роже Вибо известно все, но он ничего не говорит. Не потому, что он не доверяет своим коллегам, а потому что он такой человек: он не говорит, он действует. Без предупреждения. Он пришел на это совещание в качестве наблюдателя. Он слушает, запоминает, но по его лицу невозможно узнать его отношение к происходящему. Валантен снова берет слово:
— Господин министр, расследования, проведенные в Ницце, Марселе, Экс-ан-Провансе и Бандоле, позволили моему ведомству установить, что хорошо организованная гангстерская банда орудует как в провинции, так и в Париже. Банда чрезвычайно мобильна, имеет связи в провинции, захватывает фантастические суммы. Только налет на почтамт в Ницце дал ей прибыль в тридцать три миллиона. Комиссару Маттею удалось опознать личность главаря. Это Пьер Лутрель, опасный убийца, служивший в гестапо на авеню Фош. Он руководит самой вредоносной и беспощадной бандой.
Директор судебной полиции Парижа Рене Дево тотчас же вмешивается.
— Я не, знаю, насколько точны сведения моего коллеги Валантена в том, что касается этих секторов, но в отношении Парижа и его окрестностей я сомневаюсь, — говорит он желчным тоном. — Мы имеем достаточную информацию о деятельности преступного мира, в котором у нас есть надежные информаторы. (Он поворачивается к комиссару Пино.) Речь идет о разных бандитских группах, а не об одной и той же. Мы располагаем описанием примет, полученным от редких свидетелей. Разумеется, эти группировки необходимо нейтрализовать, поэтому я с великой радостью использую всякую информацию, которую нам могли бы предоставить наши коллеги из Сюртэ.
— Только на взаимных условиях! — неожиданно кричит мой шеф Баньель, хранивший до сих пор молчание и слушавший со скептицизмом. — Я констатировал, что уголовный розыск часто действует без предупреждения в моем секторе, испытывая подчас некоторое удовлетворение от того, что заключает под стражу наших информаторов!
Рене Дево покашливает, пряча глаза за очками, но воздерживается от замечаний. Баньель продолжает:
— В настоящее время я располагаю группой хорошо внедрившихся информаторов. — Он поворачивается ко мне, и все взгляды устремляются на меня. — Я тоже убежден в том, что наша работа будет эффективной, если мы объединим усилия наших двух управлений. В этом я вижу единственное условие успеха.
— Разумеется, разумеется, — одобряет комиссар Пино, подразумевая: «Говори, да не заговаривайся». — Я дам инструкции всем инспекторам бригады по борьбе с бандитизмом, которую мы только что создали. Она входит в подчинение уголовного розыска и работает под руководством старшего инспектора Нузея, опытного сыщика.
Министр смотрит на часы и встает. Остальные следуют его примеру. Словоблудие на высшем полицейском уровне закончено.
— Господа, — заявляет Эдуард Депре, — благодарю вас. Я уверен, что благодаря вашим усилиям наше правительство скоро будет гордиться своей полицией, которая покончит с бандитизмом!
На обратной дороге Баньель берет меня под руку.
— Борниш, — говорит он, — я, быть может, несколько опережаю события в том, что касается вас, но сейчас наступил момент показать, на что вы способны. Найдите себе информаторов. С завтрашнего дня вы располагаете собой. Если вы соберете мне информацию, я освобождаю вас на три дня от посвящения в таинство.
10
Столпившись в коридоре вагона первого класса, группа детей слушает, смеясь, белокурого семинариста в очках и очаровательную монашенку в капоре. Молодые служители культа шутят с херувимами, и их взгляды выражают беспредельную набожность и доброту. Это святое семейство вызывает у пассажиров различные чувства. Родители, на некоторое время избавившиеся от своего потомства, благодарят за это Господа. Большая часть пассажирок сожалеет, что такой привлекательный молодой человек посвятил свой пыл Всевышнему. Что же касается пассажиров, они все бесконечно огорчены, что такое волнующее создание, как эта девушка, отдалась душой и телом Иисусу. Поезд, следующий маршрутом Марсель — Париж, прибывает на Лионский вокзал. Семинарист и монашенка не спешат смешаться с беспорядочной вокзальной толпой. Со смирением, свойственным слугам Бога, они ждут, перебирая четки и уткнувшись носами в требник, когда пассажиры со своим багажом протиснутся к выходу. Оставшись вдвоем, они возвращаются в свое купе. Семинарист поверг бы в замешательство всех своих спутников: он обнимает монашенку.