Ганнибал. Искатель
Шрифт:
– Молот, давай, заколачивай этого тоже, – Ваня посмотрел на меня и плюнул на грудь.
– Ух ты, хороший экземпляр, где взяли? – подошел к нам здоровый мужик с молотком и гвоздями.
– Сегодня в город попытался пройти, идиот, – хмыкнул стражник. – Видать, не знал, что сегодня у нас праздник. День очищения нации.
Он заржал, а здоровяк только хмыкнул. Он положил меня на крест, приставил к ладони гвоздь и одним ударом вогнал его по шляпку. Адская боль прошла по мозгу, застилая глаза красным туманом, но не успел я прийти в себя, как предплечье отразилось новой болью. Я почувствовал, как дробится кость.
– Хорошо попал! Смотри, – показал он своему собеседнику результат
– Да ты мастер! – похлопал его по плечу Ваня.
Следующий удар пришелся под плечевую кость, пробивая мышцы. Боль, адская, невыносимая боль, заставляющая сознание плыть. Я не понимал, почему мой мозг не отключается, почему я не теряю сознания, где, мать вашу, болевой шок?! И тут до меня дошло. Раствор. Он мешает мне отключиться, он держит меня в сознании, не позволяя уйти в забвение, и что страшнее, он держит мою кровь в теле. После таких ран я должен прожить недолго, и кровь должна выливаться, словно из крана, но она лишь слегка сочится, будто и не кости раздроблены, а кожа оцарапана.
– Ну все, поднимайте, – велел Молот кому-то, и мое тело, прибитое гвоздями за руки и ноги, повисло на деревянном кресте.
Мозг, не сумевший отключиться от этого гнилого мира, решил, что нужно переставать реагировать на происходящее и мир. Сознание стало мутным. Помогала этому высыхающая роговица глаза. Видел я уже все довольно размыто. Я не знал, сколько висел так, но, как только взошла луна, меня и других распятых куда-то понесли. Мы вышли к тысячам людей, где нас распределили, и каждый попал в руки своей группы. Дальше нас превратили в штандарт, что несут войска. Нас вынесли к району, прозванному хачлэнд, и началось то, чего я боялся больше всего. Геноцид. Кто-то из кавказцев пытался сопротивляться, но их убивали безжалостно, не давая ни малейшей возможности отреагировать. Проклятые нацисты шли вперед, озаряя ночное небо пожарами, а вокруг кричали люди. Они пытались бежать, пытались скрыться, но их догоняли. Никто не смотрел, кто перед ним: мужчина, женщина или ребенок. Они уничтожали всех, словно это были монстры. А я… я смотрел… смотрел, как пронзила стрела девичье сердце, смотрел, как растоптали кони старика, смотрел, как извивалась насилуемая девушка, и как потом ей перерезали глотку. Смотрел, как стучатся в окна дети внутри горящего дома. Я смотрел и ничего не мог сделать. Я пытался бороться со своим телом, пытался освободиться и помочь, наказать, спасти… но я… ничего не мог сделать. Только смотреть сквозь пелену высохшего глаза. Смотреть и ждать… ждать, когда все это закончится. В душе поселилась апатия, я четко осознавал, что умру, но все, чего желал, это закончить этот кошмар. Тот мир, который я знал, исчез, но я не мог подумать, что люди превратятся в таких монстров. В них не было жалости, не было сострадания. Они просто делали что хотели. Им дали такую возможность, и они ей воспользовались.
***
Дым поднялся над Ростовом-на-Дону. Геноцидом, или, как называли в народе, «очищением нации», сейчас занимались многие тысячи, а те, кто все же не стал в этом участвовать, забились по домам и боялись показаться разъяренной толпе. Сейчас никто бы не стал разбирать, кто перед ними. Если мешают – значит, нужно убить. Дым разлетелся по городу, попадая в каждое окно, в каждый дом, и, конечно же, попал он и в дворцовые подвалы.
Саша подошла к небольшому окошку, расположенному практически у потолка. Она не знала, что происходит, но догадывалась. Мысли о том, как собирается украсть две тысячи человек князь и что собирается с ними сделать, приводили девушку в ужас. Весь день она думала о том, что ей делать. Хотелось бы сбежать, но связанные за спиной руки не позволяли даже руну нарисовать. Паша хорошо постарался, кистей ему было недостаточно, он перевязал локти и даже пальцы. При всем желании девушка ничего бы не смогла сейчас сделать. Страх и отчаяние поселились в ее душе. Она хотела жить, но понимала, что скоро станет кормом для проклятого дерева. Саша присела у стены и начала глухо биться о стену головой. Из ее глаз текли слезы. Ей было жалко себя. Жалко людей, что пошли за ней.
– Саша? – раздался голос сверху.
Пленница тут же встала и подбежала к стене.
– Клоп?! Ты жив?!
– Да, я успел сбежать, – прошептал мальчишка. – Подожди, я сейчас скину нож.
– Нет, я не смогу разрезать веревку, – успела ответить Саша. – Мне зафиксировали пальцы, вообще не пошевелиться.
– Черт, ладно, подожди.
Послышался слабый скрежет. Вскоре на пол упала решетка, и сквозь образовавшийся проем пролез мальчишка. Клоп спрыгнул на пол, достал складной ножик и освободил девушку от пут.
– Бежим, – прошептал он, и, прыгнув, зацепился за проем.
Девушка потерла затекшие кисти и молча кивнула.
Воришка легко взобрался обратно и протянул руку подруге. Та подпрыгнула и поползла наверх. Верхняя часть тела легко прошла сквозь окошко, а вот таз застрял. Клопу пришлось приложить немало усилий, чтобы вытащить ее.
Стоило обоим оказаться на свободе, как они перебежками добрались до стены и перелезли через нее. С той стороны уже ждал конь. Мальчишка первым взобрался в седло и протянул руку девушке.
– Но!
Лошадь, подстегнутая ударом, помчалась по улице.
– Выходы, скорее всего, закрыты, – крикнула на ухо пацану Саша.
– Не все. В хачлэнде беглецы пробили стену.
Наездники свернули с дороги и поехали по горящему кварталу. Пейзажи, открывающиеся им, заставляли закрывать глаза и сдерживать рвотные рефлексы. Клоп побледнел. Его детская психика с трудом переживала все это, но он стискивал зубы и смотрел прямо перед собой.
– Почему мы остановились? – заволновалась Саша, когда мальчишка натянул поводья.
– Тьма, – прошептал он.
Девушка проследила за взглядом парня и увидела черную кошку с зелеными глазами.
– Откуда она здесь? Ганнибал…
Питомица их общего друга развернулась и побежала прочь. Клоп и Саша переглянулись. Времени у них было мало, но в такой ситуации просто уехать они не могли. Повернув коня, подросток поехал за кошкой. Они скакали, молясь, чтобы на них не обрушилось одно из горящих зданий.
Когда лошадь довезла их до небольшой площади, Клоп все-таки не выдержал, согнувшись над конем и опустошая желудок.
– Ган, – прошептала Саша, бледная как мел.
Их товарищ был распят, словно Христос некогда. По его виду было непонятно, жив он или мертв. Тьма взобралась на крест и посмотрела на всадников.
– Мяу.
– Да, сейчас!
Саша спрыгнула с коня и бросилась к своему другу.
– Клоп, есть плоскогубцы?
Снимать живого распятого человека с креста им еще не приходилось. Саша старалась нанести как можно меньше вреда своему другу, но понимала, что, не продавив плоть, до шляпки гвоздя не доберешься.
– Потерпи, милый, сейчас. Сейчас я помогу, – шептала она.
Клоп в это время держал тело. Они с трудом сняли еле живого Ганнибала.
– Сволочи, – прошептала девушка, освобождая веко от иглы.
Они вдвоем с трудом забросили тело друга на коня.
– Слушай сюда, Клоп, – взяла парня за плечи девушка. – Отвези его в Лесного кота.
– А ты? – ошеломленно посмотрел он на нее.
– Я пешком доберусь, обо мне не беспокойся.
– Нет, так не пойдет, – покачал головой парень.