Ганнибал. Враг Рима
Шрифт:
Казалось, вечер тянулся дольше недели. Ганнон устал ждать. Он провел целую вечность, молясь богам, прося их помощи в том, чтобы Гай помог ему и Квинту освободить Суниатона. Все больше разочаровываясь молчанием, которым были встречены все его просьбы, юноша попытался уснуть. Не везет ему, совсем. Он слегка взбодрился, когда в помещение вошли конюх и еще двое рабов. Несмотря на всю его тревогу, время все-таки не стояло на месте. Прикинувшись спящим, Ганнон слышал, как они забрались наверх по деревянной лестнице на чердак конюшни, где хранилось сено для лошадей. Судя по заплетающимся языкам, они были пьяны. Масляный светильник погас почти сразу же, и вскоре конюшню огласил дружный храп. Спустя, казалось, еще одну вечность Ганнон встал и на ощупь дошел до кухонной двери. Квинт сказал ждать там.
Когда дверь неожиданно открылась внутрь, Ганнон даже испугался.
— Кто здесь? — нервно прошептал он.
— Плутон, собственной персоной, чтобы забрать тебя, — пробормотал Квинт. — А ты что думал?
Ганнон поежился. Само упоминание имени римского бога подземного мира выглядело как плохое предзнаменование. Он снова помолился Эшмуну, прося о защите.
Следом за Квинтом появился Гай, в его руке был небольшой светильник с закрытыми створками. Оба были одеты в темные плащи.
— Что мы будем делать? — спросил Ганнон, не в силах больше терпеть.
— Выходим, — сказал Гай и повел их к воротам конюшни. Аккуратно снял засов и тихо положил на пол. Отворил ворота. Их обдало холодным воздухом. Гай тихо вышел наружу и огляделся.
— Никого! — прошептал он мгновение спустя.
Квинт вытолкнул наружу Ганнона и вышел сам, а затем закрыл за собой ворота.
— Ладно, Гай. Ты, наконец, расскажешь нам, что задумал? — спросил он.
Ганнон почувствовал, как его внутренности стянуло узлом.
— Конечно, — тихо ответил Гай. — Но сначала кое-что скажу твоему рабу.
— Он больше не раб, — прошипел Квинт. — Я его освободил.
— Я и ты знаем, что это может продлиться не больше, чем останется воды в дырявом ведре.
Квинт ничего не ответил.
У Ганнона перехватило дыхание. Гай явно был из другого теста, не то что Квинт. Карфагенянину хотелось сбежать, но это означало бы разрушить последнюю возможность освободить друга. Скрипя зубами, он ждал.
— Сначала я обалдел, Квинт, узнав, что ты сделал, — прошептал Гай. — Конечно, ничего тебе не сказал. Ты мой старый друг. Но ты зашел слишком далеко, попросив меня помочь освободить другого раба. Этого я сделать не мог.
— Гай, я… — начал Квинт. Его лица не было видно, но по голосу было понятно, насколько ему неловко.
— Однако я передумал, узнав, кому принадлежит нужный тебе раб, — продолжил Гай, а затем сделал паузу. — Чиновник, который умер, — именно тот человек, на чьей совести лежит самая большая резня осканцев из благородных родов за всю историю города. Его засранец-сын немногим лучше. Украсть… освободить… одного из его рабов — самое меньшее, что я могу сделать этому ублюдку.
Ганнон протяжно выдохнул.
— Благодарю тебя, Гай, — прошептал Квинт. Он не желал обсуждать мотивы своего друга в такой ситуации, как сейчас.
Гай тут же взял их за плечи, собирая поближе.
— Я начал с того, что днями напролет торчал на улице, где живет сын чиновника. Узнал немного, но запомнил в лицо всех, кто находится в доме. А потом мне повезло. Около недели назад я увидел управляющего домом, выходящего из борделя в другой части города.
— И что? — спросил Квинт. — В этом нет ничего необычного.
Зубы Гая сверкнули в темноте.
— За исключением того, что, когда я вошел внутрь и спросил, кого он трахает, хозяйка изобразила саму скромность. Я дал ей пару монет, и она сменила тон. Похоже, у управляющего слабость к молодым мальчикам.
— Грязный ублюдок, — пробормотал Квинт.
Ганнон сразу же вспомнил Госта. Враг его отца тоже был известен сходными плотскими пристрастиями.
— Это мерзко, но разве это преступление? — спросил он. — В Карфагене, к сожалению, нет.
— На это многие смотрят неодобрительно, но для граждан, как мы, это не противозаконно, — ответил Гай. — А вот рабы — совсем другое дело. Сомневаюсь, что сын чиновника обрадуется, узнав о наклонностях своего управляющего. Хозяйка сказала, что он часто не владеет собой и ведет себя грубо. Ей неоднократно приходилось вмешиваться, чтобы ее мальчики не получили серьезных увечий.
— Долбаное животное! — с отвращением воскликнул Квинт.
Ганнон был очень благодарен судьбе, что его и Суниатона не продали другим хозяевам и их не постигла такая же судьба.
— Так ты решил его припугнуть?
— В общем, да, — ответил Гай. — Он согласился опоить лекарством раба, сторожащего дверь к гладиаторам, а это даст шанс выпустить Суниатона. Безусловно, скорее всего, бедный ублюдок-сторож окончит жизнь на кресте за то, что позволил другому рабу бежать, но управляющему на это плевать. Он заботится только о своей шкуре.
— А если он этого не сделает? — спросил Квинт. От его слов у Ганнона засосало под ложечкой.
— Его хозяин получит анонимное послание, в котором будут подробно описаны мерзкие деяния управляющего, с адресом борделя, если он вдруг захочет проверить.
— Превосходно, — тихо похвалил друга Квинт.
На мгновение радость Ганнона от умного плана Гая была омрачена тем, что из-за них пострадает или даже умрет невиновный раб, заплатив своей жизнью за свободу Суниатона. Но юноша безжалостно отбросил эту мысль. Он был готов убить, чтобы спасти друга. В чем тогда разница?
— Выглядит надежно, — проговорил Ганнон. — Благодарю тебя.
— Я делаю это не ради тебя, — вежливо ответил Гай. — Делаю только потому, что это дает мне возможность навредить сыну чиновника. — Увидев смущение остальных, он кашлянул. — К завтрашнему рассвету по городу пойдут слухи, что он любит трахать молодых мальчиков. Не лучший способ начать карьеру политика, не так ли? — Поглядел на Квинта. Молодой человек растерянно пожал плечами. — А теперь лучше поспешить. Держимся вместе.
Сказав себе, что не имеет значения, какие у Гая причины им помогать, Ганнон пошел следом за двумя римлянами по темным улицам. Единственным живым существом, встреченным им по дороге, оказалась вшивая собака, которая звякнула цепью и зарычала на незнакомцев, покусившихся на ее территорию. Она с визгом отпрыгнула в сторону, когда Гай наградил ее увесистым пинком. Вскоре они присели на корточки у передней двери ничем не примечательного дома, скрывшись в ночных тенях. Кроме узких полос света, пробивающихся сквозь закрытые ставни дома напротив по переулку, тьма стояла кромешная.