Ганзейцы. Савонарола
Шрифт:
Путешествие из Феррары во Флоренцию в те времена было нелёгким предприятием для двух беспомощных женщин, так как дороги не были безопасны и всюду шныряли бродяги и вооружённые шайки разбойников. Единственный большой город, через который приходилось проезжать обеим женщинам, была Болонья, где жили родственники Анны, и она намеревалась посетить в монастыре своего сына Марка Аврелия. Патер Евсевий внушил ей, что она должна смотреть на своё путешествие как на богомолье и поэтому избегать всяких сношений с людьми, не принадлежавшими к духовному званию. Он составил её маршрут таким образом, чтобы она могла проводить ночи в каком-либо из женских монастырей, и даже в Болонье, где ей дозволено было остаться целый день для отдыха, она должна
Анна по приезде в Болонью воспользовалась случаем, чтобы увидеться с своим сыном Марком Аврелием, так как матерям монахов был свободный доступ в монастырь. Беатриче не могла быть допущена и должна была отказаться от свидания с братом. В доминиканском монастыре не только Марк Аврелий, но и другие монахи относились с величайшим уважением к своему прежнему товарищу Джироламо, так что сердце бедной матери исполнилось радостной надежды. Здесь считали Джироламо Божьим человеком, неутомимым борцом за чистоту христианской церкви; и она с гордостью слушала лестные отзывы о своём сыне.
Совершенно иного мнения были благочестивые сёстры, давшие ей приют в своём монастыре. Они сожалели о ней и красноречиво уговаривали её отвратить сына от ложного пути, на который он вступил по своему безумному высокомерию. Патер Евсевий заранее позаботился о том, чтобы мать Джироламо на пути слышала суждения, которые согласовались бы с его взглядами и окончательно убедили её, что её сын — богоотступник и что его душа осуждена на вечную гибель, если он не искупит свои грехи полным покаянием. Но патер не мог предвидеть, что в доминиканском монастыре Болоньи он встретит противодействие своим мерам предосторожности.
Однако, прежде чем обе женщины добрались до Флоренции, они могли видеть по некоторым признакам, что здесь совершилось нечто особенное, потому что на большой дороге заметно было необычайное оживление. Им Сообщили, что в городе произошли разные перемены и что жители с некоторого времени в сильном волнении.
Был уже поздний вечер, когда Анна с дочерью приехали во Флоренцию; и так как женский монастырь, в котором они должны были остановиться по совету патера, был на другом конце города, то они должны были переночевать в ближайшей гостинице.
Хотя обе женщины были слишком утомлены дорогой, чтобы вступать в разговоры, но тем не менее им пришлось выслушать длинный рассказ хозяина гостиницы о последних событиях.
Известие, что французский король перешёл Альпы, возбудило оживлённые толки во Флоренции, потому что этот факт имел непосредственное отношение к двум людям, около которых сгруппировались все прежние партии. Если, с одной стороны, появление Карла VIII в Италии было блестящим подтверждением предсказаний Джироламо Савонаролы, то, с другой, это была тяжёлая кара за тщеславие Пьетро Медичи и нравственную зависимость от двух женщин из дома Орсини, которая придавала его характеру женственный, нерешительный оттенок. Слишком поздно должен он был прийти к сознанию, что поступил бы несравненно благоразумнее, если бы энергично поддержал стремления Лодовико Моро, вместо того чтобы создавать ему ряд препятствий своим нелепым тщеславием. Этим он только побудил миланского герцога призвать в страну чужеземного короля в надежде, что общее бедствие неизбежно приведёт к тесному союзу государей и городов Италии и скрепит их взаимные отношения. Клара должна была убедиться, как нелепы были её высокомерные притязания в то время, когда ей казалось невыносимым, чтобы её сын явился в Рим в качестве посланника от республики, а не самостоятельного властелина. Теперь она впала в другую крайность и требовала от своего сына, чтобы он безусловно последовал политике миланского герцога и объявил себя сторонником французского короля.
Лодовико Моро, раздражённый неопределённым положением дел, видя полную неудачу попытки образовать тесный союз отдельных итальянских государств, решился утвердить себя на престол с помощью иностранных держав. Он искренно желал добра своей родине, но его благородные стремления потерпели крушение благодаря себялюбию и тщеславию людей, дружба которых казалась ему вполне обеспеченной. Таким образом, потеряв всякую надежду достичь своей заветной цели мирным путём, он остановился на мысли привлечь в Италию общего врага своей родины, чтобы разом закончить игру. Между тем Карл VIII употребил все усилия, чтобы сблизиться с германским императором Максимилианом при посредстве его супруги Бианки Сфорца, сестры Лодовико Моро, так что вскоре между обоими дворами произошёл обмен дружественными уверениями. Вслед за тем французский король заключил союз с Англией и таким образом обеспечил себя со стороны обеих великих держав, прежде чем предпринять поход в Италию, чтобы заявить свои притязания на неаполитанский престол.
При дворе Пьетро Медичи жил тогда некто Кардьеро, знаменитый импровизатор, превосходно игравший на лютне. Однажды утром Кардьеро пришёл бледный и расстроенный в палаццо Медичи и, вызвав Микеланджело, объявил с таинственным видом, что в прошлую ночь к нему явился Лоренцо Медичи в чёрной изодранной одежде и велел передать своему сыну Пьетро, что он будет изгнан из своего дома и никогда больше не вернётся в него.
— Как вы думаете, что я должен делать? — спросил в заключение Кардьеро.
Микеланджело посоветовал ему исполнить в точности повеление умершего властелина Флоренции. Несколько дней спустя Кардьеро снова пришёл к художнику, ещё больше взволнованный, нежели в первый раз. Из его бессвязного рассказа можно было понять, что он не решился говорить с Пьетро, но в прошлую ночь к нему опять явился Лоренцо Медичи, вторично повторил те же слова и в наказание за непослушание сильно ударил его по лицу.
Микеланджело начал так настойчиво убеждать Кардьеро в необходимости выполнить таинственное поручение, что тот немедленно отправился на виллу Кареджи, где тогда находился Пьетро Медичи.
Кардьеро не доехал до виллы, потому что встретил по дороге Пьетро, ехавшего в город в сопровождении многочисленной свиты, и, схватив поводья его лошади, умолял о дозволении сказать несколько слов. Затем он сообщил дрожащим, прерывающимся голосом о странном видении, но Пьетро Медичи поднял на смех смущённого артиста, остальное общество последовало его примеру.
Микеланджело придал несравненно большее значение рассказу Кардьеро, нежели молодой Медичи. Вера в сверхъестественные видения и пророчества значительно усилилась в последнее время благодаря предсказаниям Савонаролы. Знамения и чудеса сделались обыденным явлением; на образах и статуях стала просачиваться кровь. Однажды ночью на небе увидели одновременно три солнца. В Ареццо, среди облаков, показались толпы сражающихся всадников на гигантских конях и затем исчезли со страшным шумом. Очевидцы рассказывали по этому поводу, что незадолго до смерти Лоренцо Медичи раздался оглушительный удар грома на ясном небе и молния ударила в шпиц собора, а львы, которых город содержал на свой счёт, внезапно растерзали друг друга. Многие вспомнили также о яркой звезде, которая виднелась над виллой Кареджи и внезапно потухла в тот момент, когда душа оставила тело Лоренцо.
Клара Медичи старалась через своих родственников в Риме заручиться обещанием папы, что он поможет флорентийцам в случае опасности. Но Колонна, давние враги Орсини, возмутили народ и произвели такие смуты в городе, что папа должен был отказаться от всякого вмешательства в дела Флоренции. Неудача этого плана настолько смутила Медичи, что Пьетро решился вступить в переговоры с французским королём. Вопреки всем прежним отношениям своего дома с королевской неаполитанской фамилией, он выбрал несколько сановников республики, вероятно тех самых, которые некогда вели дела торговой фирмы Медичи, и отправил их навстречу королю Франции, чтобы склонить его к тайному союзу с Флоренцией и домом Медичи.